Британия в новое время (XVI-XVII вв.)
Шрифт:
Джон Дадли, граф Уорвик, сын человека, бывшего агентом Генриха VII, воспользовался возможностью возвыситься, представившейся благодаря восстанию. Во время французских кампаний Генриха VIII он показал себя способным солдатом и до сей поры тщательно скрывал свой истинный характер и мотивы, которые им руководили. Это был своекорыстный и энергичный человек, защитник лендлордов и их собственности. Теперь он возглавил войска для подавления беспорядков. Правительство ощущало себя столь слабым в военном отношении, что предложило восставшим прощение. Кет не отреагировал. В лагерь отправился парламентер, и тут произошел небольшой инцидент, спровоцировавший неожиданную развязку. Пока Кет обдумывал предстоящую встречу с Уорвиком, какой-то мальчишка привлек внимание сопровождавших парламентера «словами столь же непристойными, сколь отвратительным был его жест». Сорванца тут же подстрелили из аркебуза. Убийство разгневало сторонников Кета. Германские наемники являлись элитой войск Уорвика. Их точный огонь взломал боевые порядки крестьян. Погибло 3 тысячи человек. Раненых не было. Несколько оставшихся в живых укрылись за баррикадой из повозок и затем сдались. Кет попал в
Противники Сомерсета приписали заслугу в восстановлении порядка себе. Вину за восстание на востоке они возложили на созданные правительством комиссии по огораживанию, самого герцога обвинили в симпатиях к крестьянам, а восстание на западе объяснили новыми религиозными реформами. Внешняя политика Сомерсета подтолкнула шотландцев к союзу с Францией, и регент потерял единственное приобретение Генриха — Булонь. Лидером оппозиции стал Уорвик. «Лорды в Лондоне», как называли его сторонников, собрались, чтобы предпринять активные действия против протектора. Никто не выступил в его поддержку. Оппозиция спокойно и тихо взяла верх в правительстве. После короткого заключения в Тауэре Сомерсету, ныне лишенному какой-либо власти, еще позволили некоторое время заседать в Совете, но его положение ухудшалось, а вместе с этим возрастала и опасность реакции в его пользу. В январе 1552 г. пышно одетого, словно к празднику, Сомерсета казнили в Тауэре. Этот приятный благонамеренный человек потерпел полную неудачу в попытках исцелить болезни правления Генриха и пал жертвой тех, чьи интересы он затронул: Тем не менее народ Англии еще долгое время вспоминал его как «доброго герцога».
Его преемники оказались менее разборчивы в средствах и менее удачливы. «Посреди крушения древних институтов, — пишет Фрауд, — нищеты, моральной и социальной анархии, раскалывавших нацию, вдумчивые люди Англии не могли не задаваться вопросом, что же они приобрели вместе с Реформацией. Правительство — коррумпировано, суды — продажны, торговые классы озабочены только собственным обогащением, массы мятежны из-за угнетения. Среди тех, кто остался чистым, большинство находились на стороне реформаторов». Формальный король Англии, пятнадцатилетний Эдуард VI, постоянно болел и мало участвовал в государственных делах. Смерть дяди не оставила в его дневнике никаких комментариев.
Правительство Уорвика, ставшего теперь герцогом Нортумберлендом, держалось за счет сопротивления социальным волнениям. Три года его правления в полной мере продемонстрировали жадность правящих классов. Частичная реформа вероучения стала всего лишь прикрытием для конфискации церковных земель, а новые епископы оплатили за свое посвящение частями своих владений. Создание так называемых «грамматических школ» Эдуарда VI явилось лишь началом осуществления обширных планов, полностью реализованных уже при Елизавете и ставивших целью вывести образование из-под контроля монастырей. То определение, которое дал Томас Мор правительству как «заговору богатых, обеспечивающих удобства для себя под названием общего блага», как нельзя лучше подходило для Англии этих лет.
Лишь одно смелое и достойное уважения предприятие отличает правление Эдуарда: это начало установления отношений между Англией и быстро набирающей силу державой в Восточной Европе, известной как Московия и ставшей впоследствии называться Россией. Небольшая группа англичан решила отправиться на поиски северовосточного пути в Азию через арктические воды. На северных берегах Азии могли жить люди, которые захотели бы покупать ткани и другие английские товары. Еще в 1527 г. появилась небольшая книжка, предсказывавшая это открытие. Вот одна примечательная фраза из нее: «Нет ни земли необитаемой, ни моря несудоходного». В 1553 г. была снаряжена экспедиция Московской компании, [24] получившая поддержку правительства. Управляющим компании стал Себастьян Кабот, умудренный опытом старый моряк, сопровождавший примерно за полвека до этого своего отца Джона Кабота во время плавания к Ньюфаундленду. В мае три корабля под командованием Хью Уиллоуби и Ричарда Ченслера пустились в плавание. Уиллоуби погиб вместе с командой где-то у Лапландии, а Ченслер перезимовал в Архангельске и весной двинулся уже по суше в Москву, ко двору Ивана Грозного. Монополии германских ганзейских городов, долгое время преграждавших английским купцам путь через Северную Европу, пришел конец. Началась торговля Англии с Россией. Во время второго путешествия Ченслер утонул у берегов Шотландии, когда на море разразился шторм [25] . Его дело продолжил один из его товарищей, Энтони Дженкинс. В период правления Елизаветы Дженкинс трижды побывал в России и сумел завоевать доверие русского царя. Во время своих путешествий он добрался до Бухары в Туркестане, выйдя на старинный Великий шелковый путь, обнаруженный Марко Поло, проник в Персию и первым установил английский флаг на берегу Каспийского моря. Но эти достижения принадлежат уже царствованию более великому, чем правление Эдуарда VI и его преемницы.
24
Первую английскую экспедицию в Московию снарядили лондонские купцы «Торговой компании открытия стран, островов, государств и владений». Московская компания была образована в 1555 г. после завершения первого плавания в Россию. — Прим. ред.
25
Корабль Р. Ченслера разбился 10 ноября 1556 г. — Прим. ред.
По закону о наследовании от 1543 г. английский трон после смерти единственного законного сына Генриха VIII должна была занять принцесса Мария, католичка, дочь Екатерины Арагонской. Нортумберленд имел все основания беспокоиться за свое будущее. Одно время он думал о том, чтобы возвести на престол сводную сестру Марии, но Елизавета, которая в свои девятнадцать лет была далеко не глупа, не имела никакого намерения ввязываться в его интриги. Тогда был изобретен рискованный план. Младшая дочь Генриха VII Мария была замужем за Чарльзом Брэндоном, герцогом Суффолком, и их потомки упоминались в завещании Генриха VIII как следующая очередь наследования после его детей. Старшей наследницей по линии Суффолков являлась леди Джейн Грей, девушка шестнадцати лет, правнучка Генриха VII. Нортумберленд женил на ней своего сына Гилдфорда Дадли. После смерти юного короля оставалось только осуществить военный переворот. Но принцесса Мария, которой было уже тридцать шесть лет, проявила осторожность и сумела избежать уготовленной для нее Нортумберлендом ловушки. Когда Эдуард слег, она укрылась в одном из имений герцога Норфолка, игнорируя призывы явиться к смертному одру брата. Шестого июля 1553 г. Эдуард VI скончался, и леди Джейн Грей была провозглашена королевой Англии. Единственным ответом на это известие из Лондона стало сплочение сил сопротивления: протектора яростно ненавидели по всей стране. Простые люди искали поддержки у Марии. Члены Совета и власти Сити поплыли по течению. Нортумберленд потерял всех своих союзников. В августе Мария вступила в Лондон. Елизавета находилась в ее свите. Леди Джейн и ее муж были отправлены в Тауэр. Напрасно Нортумберленд унижался и пресмыкался, уверяя, что всегда был католиком, что пытался развалить протестантскую партию. Уже ничто не могло спасти его от бесславной смерти. Обращаясь к одному из своих бывших сподвижников, он писал: «Есть старая и верная пословица — живая собака лучше мертвого льва. О, если бы только ее Светлость смилостивилась даровать мне жизнь — да, жизнь собаки». Эти слова могут служить подходящей для него эпитафией.
Женщина, ставшая теперь королевой, была, вероятно, самым несчастным человеком из всех, занимавших трон Англии. Мария Тюдор, единственная дочь Екатерины Арагонской и Генриха VIII, воспитывалась в ранние годы правления ее отца со всей церемонностью, присущей принцессе, которая в будущем станет королевой. В разное время она была помолвлена с наследниками престолов Франции и Священной Римской империи. Как и в судьбе ее матери, определяющую роль в ее жизни играла религия, поэтому развод Генриха с Екатериной и последующий разрыв с Римом стали для нее трагедией, катастрофической переменой прежнего уклада. Согласно принятому парламентом закону, Мария была объявлена незаконнорожденной, на нее оказывали давление, чтобы вынудить ее отказаться от своей веры; ей пришлось пережить тяжкий конфликт между совестью и долгом по отношению к отцу. При дворе она оставалась в тени сводных брата и сестры. В период правления Эдуарда VI Мария искала защиты у своих исповедников и много времени проводила в часовне, не без оснований опасаясь правящей группировки протестантских политиков. Испанская кровь в ней оказалась сильнее английской. У нее сложились близкие и доверительные отношения с имперским посланником Симоном Ренаром. Ее восшествие на трон предвещало возобновление связей с Римом и политический союз со Священной Римской империей.
Современники уверяют нас, что, если не принимать во внимание вопросов религии, Мария была по натуре милосердной женщиной. Она благосклонно приняла советников, робко пришедших к ней с уверениями в своей верности. Самым искусным из них оказался Уильям Сесил, которому было суждено на протяжении всего ее правления оставаться близким к правительственным кругам и которого ожидало большое будущее при ее преемнице. Благоразумная принцесса Елизавета спокойно приказала отслужить мессу при своем дворе и избегала каких-либо связей с находящимися под подозрением людьми.
Укрепившись на троне, Мария принялась воплощать в жизнь свое сокровенное желание — восстановление римского вероисповедания. Способного и энергичного слугу она нашла в епископе Винчестерском, Стивене Гардинере, входившем в последние годы Генриха VIII в окружение Норфолка. Религиозное законодательство реформаторского парламента было аннулировано. Одного только Мария не смогла сделать — вернуть церкви земли, распределенные среди знати. Тюдоровские магнаты были согласны ходить на мессу, но терять недавно приобретенную собственность они не собирались. Отмена церковных законов Генриха VIII не могла решить всех проблем. Мария так никогда и не осознала того, что простые люди, особенно в Лондоне, связывают католицизм с иностранным влиянием. Эти настроения были особенно сильными в правление Генриха VIII, но подобные ассоциации уходили своими корнями в глубокое прошлое. В руках народа были английская Библия и английский молитвенник; новая вера распространилась широко, хотя еще не сумела глубоко затронуть умы и сердца людей. Протестантские вожди бежали в Женеву и германские прирейнские города. В столице было неспокойно. Жизнь Гардинера оказалась под угрозой. Днем он постоянно носил кольчугу, а ночью его охраняли сто человек. В окно спальни королевы кто-то бросил мертвую собаку с веревкой на шее, с обрезанными ушами и запиской, в которой говорилось, что всех католических священников в Англии следует повесить так же, как этого пса.
Самым неотложным был вопрос о браке Марии. Палата общин поддерживала кандидатуру англичанина Эдуарда Кортни, графа Девона, происходившего из рода Йорков. Но взгляд Марии был устремлен за моря. Ренар, посланник императора Карла V, действовал быстро, и королева дала обещание выйти замуж за сына императора, будущего Филиппа II Испанского. Сэр Томас Уайатт, сын поэта времен Генриха VIII, составил заговор с целью помешать этому браку силой, а Кортни возглавил еще одну группу заговорщиков на западе. Известие о том, что женихом королевы стал испанец, просочилось из дворца и стало достоянием народа. Из уст в уста передавались страшные рассказы об испанской инквизиции и прибытии на остров испанских войск. Депутация из членов палаты общин пришла к королеве с нижайшей просьбой не идти против чувств народа. Но Мария, обладая упрямством Тюдоров, была лишена политического чутья, присущего ее отцу и деду.