Бронепоезд 'Гандзя'
Шрифт:
Все сели в вагон.
– На полный ход, назад!
– махнул я машинисту.
Поезд тронулся почти без дыма.
Глава шестая
Погиб наш смазчик, наш кок и правильный, товарищ Васюк.
Тяжело раненный в грудь, он не протянул и до лазарета. В лазарет, на койку, доктор принял только телефониста.
Похоронили мы смазчика в поле, у полотна железной дороги. К могиле его привалили камень и помазали камень черной краской из его же баночки - больше нам нечем было отметить могилу товарища. Дали залп из винтовок и снова двинулись
И верно: едва только мы вернулись с бронепоездом на наше прежнее место и только-только успели разгородить путь от загромоздивших его телеграфных столбов, как нас уже опять ввели в бой. На этот раз приказание нам привез конный ординарец комбрига. "Изготовиться к стрельбе, - писал комбриг на клочке бумаги.
– Отражать орудийным огнем пехоту противника в случае ее появления со стороны Проскурова".
– Ох и сумрачен комбриг, - шепнул мне ординарец, покачав головой.
– А что такое?
– Телеграмма получена вот только что. От армии командующего, из Киева... Любой ценой, говорит, а чтобы дальше Петлюре да гайдамакам ходу не было. Чтобы как отрублено!.. А где у нас, если разобраться, сила?
Ординарец тянулся поговорить со мной, и я видел, что не от праздности. В такие минуты люди пустых слов не говорят... Но мне было не до этого.
– Езжайте, езжайте, - заторопил я его, обрывая разговор.
– Вот вам расписка, езжайте!
Ординарец уехал.
Я вскарабкался по откосу на холм и окинул взглядом знакомую уже долину перед городом. За какой-нибудь час тут все переменилось. Дым стлался над полем, всюду рвались снаряды, стучали невидимые пулеметы, и от непрерывного потока пуль казалось, что в воздухе звенят, лопаются и снова звенят перетянутые струны...
Вправо и влево от меня, по обе стороны железной дороги, лежали с винтовками наши бойцы. Цепь их растянулась по гребням холмов.
Все посматривали в сторону Проскурова. Некоторые красноармейцы переползали с места на место, забираясь за камни и бугорки. Другие сами устраивали себе укрытие от вражеских пуль: не поднимая головы, они вырубали под собой дерн маленькими лопатками и из дерна складывали кучки - брустверы.
Я увидел на многих бойцах свежие, наскоро сделанные и сочащиеся кровью белые повязки.
"Уже побывали в атаке...
– догадался я.
– Не вышло, значит, Проскуров остался у врага... А теперь будет еще атака, да не одна".
Я крикнул с холма вниз Малюге, чтобы он приготовился к бою.
Артиллерист принял команду и в знак этого помахал мне своей шляпой.
Сверху я видел весь наш поезд, до мелочей, увидел даже нагар в широкой паровозной трубе. Держит теперь машинист порядок, не дымит.
Услышав мою команду, из полувагона выскочил Никифор с телефонным аппаратом.
– Туда же линию, к наблюдательному?
– спросил он, разбирая провода.
Глянул я... А где же деревья, где клен?
В
"Куда же мне взобраться?"
Но мне не дали размышлять.
Вдруг по цепи бойцов пронесся сдержанный говор:
– Уже в контратаку поднялись...
И тут же приказание командира:
– Вразброд не стрелять! Ударим залпом!
Я глядел на быстро приближавшихся вражеских солдат и, сам не зная почему, не в силах был оторвать взгляда от этого страшного зрелища.
– А ты чего маячишь тут?
– закричали на меня с разных сторон.
– Ложись!
Уже лежа, нацелив бинокль, я уткнулся взглядом в знамя, которое поднял и развернул над головами атакующих дюжий парень с голой грудью. Половина знамени голубая ("блакитная" - по-украински), половина желтая... На солнце засверкали широкие, заграничной выделки, примкнутые к винтовкам, штыки-кинжалы...
На миг все затихло.
Я услышал свое хриплое от волнения дыхание. И вдруг справа, слева, из-под кустов, из-за камней рванули по петлюровцам молчавшие до того пулеметы.
"Та-та-та-та-та!.." О, эти звуки показались мне прекрасной музыкой! А соседи пехотинцы даже повскакали из травы, в которой укрывались. Но резкое слово командира - и бойцы опять залегли.
А пулеметы делали свое дело. Вот получивший пулю петлюровец завертелся волчком и хлопнулся задом наперед. Вот другой, третий, четвертый повалились ничком...
– Огонь!
– рявкнул мне в ухо подбежавший с бронепоезда матрос и сунул в руки жестяной рупор.
– Связной от Теслера передал: "Огонь, прямой наводкой!"
И я начал командовать прямо с холма. Гаубица била частым огнем, но я от волнения едва различал, где падают мои снаряды. Я видел разрывы, видел, как от пламени и дыма шарахаются целыми толпами вражеские солдаты, но ведь били по ним и наши полевые батареи. А там артиллеристы классные, и, конечно, они-то и наносили подлинный урон врагу.
Но петлюровцы не дрогнули. Вот они прибавили шагу, вот уже они совсем близко... Наконец-то наши команды к встречному бою...
– Вперед! За Советы!
– Ура-а-а-а!..
Пригнув головы и крепко сжимая винтовки, бойцы бросились в штыковой бой...
* * *
Цепь за цепью, рота за ротой скатывались с холмов наши бойцы - били, крошили, расшвыривали петлюровцев штыками и прикладами - и погибали в неравной борьбе: никто из них уже не возвращался...
Бронепоезду и батареям было приказано не умолкать, а бить по цепям, которые шли атакующим на поддержку, - и мы, всей командой, работали у орудия, не разгибаясь. Временами я выскакивал с бронепоезда на холм для корректировки огня, но сил не было глядеть, как торжествующая орава с желто-блакитным знаменем растаптывает редкие цепи наших геройских бойцов...