Брусника созревает к осени
Шрифт:
– Я только коровье да козье молоко пила, – отвечала Анна Герасимовна. – А молоко любимой женщины – это для вас, для мужчин. Только вы чаще не молоко, а кровушку из нас пьёте.
– Клянусь, я не кровопивец, – парировал Самосадов.
Антон Кузьмич окидывал разочарованным взглядом полки с винами. Морщился: «Агдам», наливки, водка. Ему хотелось чего-нибудь поизысканнее.
– «Улыбка», «Чёрные глаза», – почти шёпотом произнесла Анна Герасимовна, – не желаете? Я могу для вас…
Чувствуя расположение Анны Герасимовны Антон Кузьмич почти пропел:
– Для Нового года
– Для вас будет, – кивнула Анна Герасимовна.
Кирка в это время отирался в «Закуске» со своим корешем Мишкой Ворожейкиным. Он иногда помогал матери убирать посуду, протирать столы, ел на скорую руку. А теперь они просто толкались, слушая пьяные откровения завсегдатаев «Закуски».
Разговор матери с инженером Самосадовым заинтересовал и его, и Мишку. В первую очередь Мишку. Он был старше Кирки года на два. Отец дома уже наливал ему рюмку-другую водки на праздники, полагая, что сын вырос. Мишка этого не отрицал. Он давно считал себя самостоятельным человеком.
Мишку признавали сильно сообразительным парнем. Это он умно ответил писателю, выступавшему у них в школе на вопрос: кто ест грибы?
Писатель думал, что ребята ответят:
– Грибы едят лоси, белочки, коровы.
Мишка же перехлестнул всех. Он сказал:
– Грибы едят горожане.
Правильно. Горожанам делать летом нечего, а в Дергачах работы по горло: сенокос, окучка картошки, пилка дров.
– Умный мальчик, – похвалил его писатель. – Проницательный.
И вот теперь в «Закуске» Мишка, услышав названия вин, проницательно сказал об инженере:
– Во живёт! Нам бы так.
Самосадов бережно унёс редкостные вина в портфеле домой.
Анна Герасимовна осталась очень довольна инженером, поскольку этот молодой холостяк не только набрал дорогого редкого вина, но и сказал ей:
– А вы не откажетесь встретить со мной Новый год?
– Наверное, можно, – потупив взгляд, осторожно согласилась она.
– После командировки зайду, – пообещал Самосадов.
– У Кирки с Ворожейкиным уже был опыт дегустации. Летом послали их в пионерлагерь. И Мишке, и Кирке не понравились линейки, построения. Утром толком не поспишь: подъём! Повезло – надыбали в тумбочке у начальника лагеря початую бутылку водки. Водку они с другими огольцами выпили, а в бутылку поочерёдно сходили по-маленькому и поставили обратно в тумбочку, предвкушая весёлый скандал. Скандал был, но не весёлый. Их раньше срока вытурили из лагеря за нарушение распорядка. О выпитой водке речи не шло. Хитрован был начальник лагеря. Знал, как себя оберечь. За нарушение распорядка дня.
– Не больно и хотелось, – сказал Мишка Кирке по дороге в Дергачи.
– Подумаешь, лагерь. Не поспишь даже, – подпел ему Кирка.
Поскольку инженер Самосадов убыл в командировку, они решили, что есть возможность угоститься в честь Нового года редким вином Самосадова.
Мишка придумал умный план: чтоб никто не заметил, надо залезть в квартиру инженера с тыльной стороны дома, когда стемнеет. Причём не ломая дверь, через туалетное окошко. Из клозета всегда можно пройти в квартиру. Чтобы никто не засёк ничего подозрительного, ни в коем случае свет не зажигать, а обойтись спичками. В компанию взять мелких третьеклассников Данила и Додика, которые бывали в квартире, и они ловчее пролезут в узкое окошко.
Так и сделали. Ворожейкин шагал по снегу впереди в здоровенных отцовских валенках. Пусть думают, что взрослый был вор. Мелкота ползла след в след. Это была ещё одна хитрость Ворожейкина.
Ворожейкин, прижав рукавицей сортирное стекло, почти беззвучно сколол уголок, чтоб проходила рука, отломил штапики и стекло вынул. Путь был открыт. Первым полезли мелкие Данил и Додик, но дверь открыть не смогли. Слабаки. Тогда полез Кирка. Азарт опасности заставлял всё делать быстро и предусмотрительно.
– Я тут, – прошептал он, забравшись в сортир.
– В очко не провались, – предупредил Мишка.– Не хватало
ещё, чтоб из говна тебя вытаскивать.
Мишка был хладнокровен. Насмешничал. Но и Кирка дверь открыть не смог. Тогда протиснулся Мишка. Стало в уборной тесно, будто килькам в консервной банке.
– Навалились, но чтоб без стука, – командовал Мишка, напирая на дверь, однако та не поддавалась. Хорошо была заперта изнутри. А так умно всё было продумано.
Приуныли.
– Через веранду,– осенило Мишку и, выбравшись обратно в окошко из туалета, они выломили уголок стекла в раме на веранде. Там окошко было даже побольше, так что снова один за другим легко протиснулись все четверо.
Успех улыбнулся им. Дверь с веранды не была заперта, и они, освещая себе дорогу спичками, прокрались в кухню, однако там вина не оказалось. Прошли в большую комнату, где урчал огромный холодильник «ЗиЛ». Вот в нём-то и оказались бутылки с вином. Хорошо, что предусмотрительный Ворожейкин захватил с собой авоську. Сложили в неё бутылки, инженерские заготовки к Новому году: кусок сыра, колбасу-сервелат, коробку конфет и пачку печенья. Печенье стали нарасхват есть тут же, рассыпая крошки по полу. Вкусное оно было. Почему-то подсоленное.
– Заграничное, – сказал со знанием дела Ворожейкин.
Тогда стали печенье ломать ещё азартнее.
Удался вечерок. Стояла оттепель, и они устроились со своей авоськой под мостом, где было насиженное с осени гнёздышко. Сюда притаскивали огурцы, морковь, яблоки, репу после набегов на огороды. Пировали всласть.
Ворожейкин предусмотрительно захватил у инженера майонезную банку и теперь, протолкнул пробку в бутылку с вином, налил себе первому «Улыбку».
– Надо было не одну банку взять, – пожалел Кирка.
– А кто тебе запрещал? Учись, пока я жив,– ответил Ворожейкин и налил Кирке.
В общем, славно погудели. На прощанье поклялись, что никогда никому не проговорятся и никого не выдадут. Сходясь, вспоминали царскую трапезу, уверенные, что никто не разгадает их хитроумное злодейство.
Однако сосед Самосадова – мастер с торфопредприятия Архипов на другой день увидел следы, ведущие к половине Антона Кузьмича, вынутое из туалетного окошка стекло, которое воры в спешке не поставили на место. Значит, кто-то возился, варзался тут.