Брызги шампанского
Шрифт:
– Я пошел, – сказал я.
– Дуй, Женя. Это лучше, чем на моих девочек пялиться.
Только что прошел дождь, и набережная была в плоских мелких лужах. Редкие прохожие шли уже в куртках и свитерах.
Свернув в парк Дома творчества, я не увидел ни Жанны, ни ее спутника. Далеко они уйти не могли, да и не принято в Коктебеле ходить быстро, куда-то спешить или опаздывать. Походка у всех здесь прогулочная, а если кто торопится, на него тут же обращают внимание – что случилось?
Я пересек парк, всю территорию Дома творчества, но Жанны так и не увидел.
Жанны нигде не было.
Если Слава видел ее две минуты назад... Хорошо, он мог ошибиться и видеть ее четыре, пять минут назад. Но и в том случае ей некуда деться. В эту дождливую погоду... Не в кустах же она прячется с этим хмырем!
И тут я догадался – переговорный пункт!
Я направился через шоссе в обратную сторону. Нет, не ревность меня обуяла, все было гораздо проще. Нащупав в ее сумочке холодный ствол пистолета, я понял, что девочка эта непростая. Затянувшийся отдых Жанны на этих берегах должен иметь какое-то объяснение.
В переговорном пункте я увидел ее сразу – она стояла в открытой кабине лицом к аппарату и уже с кем-то говорила. Да, время, чтобы получить талончик и набрать номер, у нее было.
Отойдя в заросли низких деревьев, я расположился под навесом газетного киоска и стал ждать. Жанна появилась минут через пять. Раскрыв зонтик, она быстро прошла к шоссе, пересекла его почти бегом и тут же нырнула в увитый диким виноградом проход к частным домикам.
Так, теперь я знал, где она живет.
Не торопясь, все тем же коктебельским прогулочным шагом я пересек шоссе, подошел к увитой виноградом калитке, заглянул внутрь – длинный зеленый проход, маленькие домики, низкие двери.
Я вошел в павильон, увитый диким виноградом, и, взяв кружку пива, пристроился у крайнего столика. Отсюда хорошо были видна и дорога, и выход из калитки, в которой скрылась Жанна. Павильон был хорош еще и тем, что сам я оставался за стеной зелени совершенно невидимым.
– Привет, старик! – Кто-то так неожиданно хлопнул меня сзади по плечу, что я вздрогнул. Это был Саша Юдахин, московский поэт. Если кто хотел увидеть Юдахина, мог спокойно идти сюда и, прождав пять минут, десять, наверняка столкнулся бы с ним.
– Привет.
– Ждешь кого?
– Вроде нет.
– Только что встретил твою красавицу.
– Какую?
– А у тебя их сколько? – захохотал Юдахин. Поставив на стул свою громадную сумку, из которой торчали теннисные ракетки, он направился к стойке и уже через минуту сидел за моим столиком с кружкой пива. – Торопилась. Разговаривать не пожелала, стихи мои слушать не пожелала, комплименты хотел ей выдать – не пожелала. Представляешь?
– С трудом, – я был сбит с толку.
– Вы что, поцапались?
– Да нет...
Как же она сумела выйти со двора так, что я не заметил? Значит, там есть второй выход? Но зачем ей пользоваться вторым выходом? От меня скрывалась? Зачем? И откуда ей было знать, что я иду по следу? Кто-то предупредил? Не тот ли хмырь, о котором говорил Слава? Он мог заметить меня на переговорном пункте, а когда Жанна закончила говорить, предупредил ее обо мне...
Могло такое быть?
Похоже, так все и было. Но как я мог ее упустить, если не отрывал взгляда от заросшей виноградом калитки?
Саша рассказывал, где лучше брать молоко, как выбирать помидоры, показал кусок мяса, который взял для поджарки – оказывается, у него здесь свой дом и он жил в Коктебеле с полгода – с ранней весны до поздней осени.
– А раньше ты встречал Жанну? – спросил я его.
– Нет, она недавно появилась. Приехала сюда загорелой. Если думаешь, что она здесь приобрела столь роскошный цвет кожи... Ошибаешься. На других побережьях побывала в этом сезоне. Мне кажется, мне кажется, – выпятив вперед нижнюю губу, Юдахин с такой пристальностью устремил в пространство голубой свой взгляд, будто видел там какие-то тайные знаки и изображения, – мне кажется, что даже не на одном побережье она побывала до Коктебеля.
У Саши был молодой животик, но теннис делал походку легкой, движения порывистыми, а занятия стихами оживляли взгляд и мысль.
– А сейчас... Ты давно ее встретил?
– Только что! Минуту назад!
– Мы с тобой уже трепемся пять минут.
– Значит, прибавь наши пять минут. Беги! Ты еще догонишь!
Я уже знал, что не догоню. Но решил воспользоваться юдахинским советом.
– Попробую, – сказал я и, опрокинув в себя последний глоток пива, вышел из павильона. Юдахин тут же за моей спиной кого-то окликнул, к кому-то подсел, оглянувшись, я увидел, что он кому-то радостно машет рукой – ему уже было не до меня.
Заросшая калитка, в которую совсем недавно проскользнула Жанна, выходила прямо на улицу, на единственную центральную улицу Коктебеля. Пройдя в нее, я увидел то, в чем можно было убедиться и со стороны, – уйма построек, мелких, нагроможденных одна на другую, бесконечное множество дверей, какие-то низенькие заборчики. На каждой двери – номерок. Видимо, здесь было нечто вроде коммуналки и жильцы сдавали свои конуры приезжим.
Продолжая идти по кривоватому зеленому коридорчику, я изредка встречал хозяев, смотревших на меня с явной надеждой – неужели в конце сезона у них появится постоялец? Проход между тем все круче поворачивал влево, и через некоторое время я опять шел в сторону дороги. Так и есть – впереди забрезжил выход, и когда я миновал последнюю дверь, то оказался прямо на центральной улице Ленина.
И все стало на свои места.
Жанна, конечно, знала об этом проходе и воспользовалась им, чтобы отсечь «хвост», то есть меня. Причем проделала все это просто безукоризненно. Я вспомнил, как, входя в заросшую калитку, она даже сложила зонтик, сунула его в сумку, давая понять, что она дома, она пришла и зонтик ей уже ни к чему. На то, чтобы быстрым шагом пройти весь этот лабиринт, требовалось не больше двух-трех минут, но вышла она уже за поворотом.
Оставался один вопрос – зачем ей понадобились эти игры?