Брызги шампанского
Шрифт:
– Что нехорошо? – спросил Здор.
– Гриша и Валера – мои ребята. И если с ними решили разобраться, я должен об этом знать. А я не знал. Решение принималось без меня. Это нехорошо.
– Да, действительно, накладочка вышла, – примирительно сказал Горожанинов.
– Накладочка? – удивился Усошин. – Хороша накладочка... Но главное сделано – разобрались! – Усошин подмигнул Здору, весело так подмигнул, заговорщицки, чуть ли не половиной лица. Дескать, уж мы-то с тобой знаем, как все надо понимать, уж мы-то с тобой не промах, крутые ребята.
– Не
– Я уже предложил, – сказал Мандрыка. – Отдать миллион долларов и закрыть вопрос.
– А ты, Толя? – обратился Выговский к Курьянову.
– Послать подальше. Сколько бы мы им ни дали – это будет только начало. Знаю я эту публику. Нам надо или всем разбегаться в разные стороны, или послать. Предлагаю послать.
Все слушали Курьянова с легкой полуулыбкой – он слишком часто подчеркивал причастность к делам фирмы, к людям, к проблемам, без всякой надобности все время повторял «мы».
– Повидаться бы с ними, – предложил Агапов.
– Уже говорили об этом... Не отказываются, но пока уклоняются. Побаиваются.
– А чего им опасаться?
– Боятся, что гостиничная хохма может повториться.
– Решайте, – пробормотал Агапов.
– Нет, ребята, так не пойдет! – жестко сказал Выговский. – Или мы едины в принятии решений, или нет. Каждое решение должно приниматься сообща. Мы все в равной степени замараны. Никто не должен остаться в стороне, другими словами, никто не должен оставаться слишком уж чистеньким. Это попросту опасно для всех.
– Хорошая мысль. – Усошин все так же сидел в кресле, откинувшись на спинку, глаза его смотрели прямо в потолок.
– Николай, повторяю, произошла накладка, – Выговский услышал негромкие слова Усошина. – У нас не было времени собирать всех и устраивать подобные совещания. Пойми – ребята засветились. Их вычислили.
– Можно было позвонить.
– И на звонок не было времени.
– Так не бывает.
– Тогда садись на мое место, – вспылил Выговский.
– Все мы рано или поздно сядем... На то место или на другое место, – Усошин усмехнулся, нехорошо усмехнулся, имея какую-то свою мысль, свое понимание происходящего.
– Как я понимаю, никто не может ничего предложить? – сказал Выговский.
– Дать бой, – продолжал настаивать Курьянов.
– Мы уже дали бой... И не один... С каждым боем проблем у нас не становится меньше, их становится больше. С каждым боем. Так будет продолжаться и дальше. Я совершенно в этом уверен.
– Они обещали доказательство того, что существуют? – спросил Агапов. – Тогда подождем доказательств.
– Обещали в течение нескольких дней.
– А этот их посланник или представитель... Если ему пальцы в дверь? – предложил Курьянов. – А можно еще кое-что зажать дверьми... Заговорит.
– Он ничего не знает, как мне кажется, – сказал Выговский. – Сознательно подобрали человека со стороны, который бы ничего не знал. Грамотно поступили.
– Будут звонить?
– Не знаю.
– Может быть, письмо подбросят?
– Сомневаюсь. Письмо – это уже след. Миша, – обратился Выговский к Здору, – твое слово.
– Отдать миллион, и пусть катятся. Миллион за пятерых отморозков – это хорошая цена.
– Если откажутся?
– Усилить охрану.
– А если начнут грозить?
– Еще усилить охрану.
– Я склоняюсь к тому же, – сказал Усошин.
– Пусть так. – Выговский передвинул на столе какие-то бумаги, бездумно передвинул, просто чтобы сосредоточиться. – Сергей, – он поднял голову, нашел глазами Агапова. – Ты вроде как шкуру медвежью обещал привезти из диких своих краев?
– Есть шкура! – обрадовался Агапов перемене темы. – Отличная шкура!
– Где же она?
– Привез шкуру! – Глаза Агапова сияли такой неподдельной радостью, будто не он привез медвежью шкуру, а ему привезли. Он был в очередном своем сером свитере с красными узорами, из-под свитера выступал воротник белой рубашки, вьющиеся волосы падали на лоб. К своим сорока годам Агапов умудрился сохранить румянец и выглядел если не красавцем, то где-то совсем рядом, совсем рядом. – Сейчас! – и он рванулся к двери.
– Куда он? – спросил Выговский.
– К машине, – пробормотал Усошин, который чувствовал себя причастным ко всем делам, касающимся Агапова. Все-таки оба из одних мест, оба представляли северный блок фирмы. Поднявшись из кресла, он подошел к окну, отдернул штору. Перед окном простиралась небольшая площадь, уставленная машинами, хорошими машинами.
Сзади к Усошину подтянулись остальные, и все увидели, как большими даже не шагами, а как бы прыжками Агапов пересек площадь, подбежал к своей машине, к роскошному французскому джипу, на котором он за сутки преодолел почти две тысячи километров. Все видели, как он достал из кармана ключи, открыл дверцу джипа, протиснулся внутрь машины, пытаясь достать с заднего сиденья объемистый сверток, перетянутый шпагатом...
А потом, словно на экране, словно понарошку все увидели взрыв – изнутри джипа вырвался огонь, раздался оглушительный грохот, оконные стекла ввалились внутрь кабинета Выговского, осыпав всех стеклянными брызгами, так похожими на брызги шампанского, которые совсем недавно, совсем недавно тоже сверкали в воздухе искрящейся радугой.
Развороченный джип горел, черные клубы дыма поднимались вверх с каким-то злобным торжеством, изломанное, дымящееся тело Агапова, выброшенное взрывом, лежало в нескольких метрах и тоже дымилось, дымилось, как какая-то часть джипа.
И в этот момент прозвенел звонок.
Не отвечая, Выговский поднял трубку и тут же опустил ее на рычаг. Прошло ровно столько времени, сколько требуется на то, чтобы снова набрать номер.
– Да! – отрывисто крикнул Выговский в трубку.
– Простите, пожалуйста, – прозвучал вкрадчивый надтреснутый голос. – Я был у вас несколько дней назад по поводу пяти миллионов долларов... Вы меня помните? Я – никто и звать меня никак...
– Помню.
– Во время нашей встречи вы пожелали получить доказательства серьезности наших намерений.