Брызги шампанского

Пронин Виктор Алексеевич

– А что во Львове? – спросил Выговский.

– Улица Великановича.

– Ну? – торопил с ответом Мандрыка, и это тоже не понравилось Здору.

– Там живет обалденная баба. Клара Агафонова. Мы с ней общались в Трускавце, – Здор нес полную чушь, заметая следы, пудря мозги и вешая распаренную лапшу на уши.

– И что эта баба?

– Обалденная! – повторил Здор. – У нас с ней было несколько встреч... Которые невозможно забыть. Просто невозможно.

– А как же Шарон Стоун?

– Да! Действительно! – вскричал Здор. – Как же Шарончиха?! Ты обещал!

– «Мерседес» у тебя есть?

– Есть. Но это только одно условие нашего уговора. А второе – Шарончиха! – Здор куражился, нес явную чушь с единственной целью – заставить Выговского и Мандрыку забыть одно неосторожное слово, которое он невзначай произнес – «Украина».

– Разберемся и с Шарончихой, – усмехнулся Выговский. – Кстати, она сейчас где-то в Испании снимается.

– Снимем в Испании! – уверенно заявил Здор, с облегчением чувствуя, что от слова «Украина» разговор уходит, уходит, и, кажется, теперь уже никто не верит в то, что он поедет на Украину.

– Хорошо, – сказал Выговский, – разбирайся с Фавазом, и рванем в Испанию. Я наведу справки и узнаю, где она там сейчас ошивается.

– С чего решил начать? – спросил Мандрыка.

– Что начать? – прикинулся дураком Здор.

– Поиски Фаваза.

– А что тут думать – найду хозяина квартиры, которую снимал Фаваз. Что-то у него должно быть, какой-то договор они заключали, соглашение подписывали... Сейчас же все оформляется у нотариуса.

– Ну что ж, может быть, и в самом деле неплохая мысль, – проговорил Мандрыка, и уловил Здор, все-таки уловил нотки облегчения в его голосе. Почему-то для Мандрыки было чрезвычайно важно все, что касалось Фаваза.

И Здор это понял.

Не то чтобы осознал ясно и здраво, нет, просто где-то в уголке сознания образовалось облачко опасливости. Он мог о нем забывать, не вспоминать неделями, но едва звучало слово «Фаваз», а где-то рядом находился Мандрыка, в этом маленьком уголочке сознания словно вспыхивала сигнальная лампочка – «Осторожно!».

Разговор произошел в пятницу, на выходные все разъезжались по дачам, и у Здора было несколько дней, чтобы попытаться выполнить задуманное.

– Так что, с понедельника займешься Фавазом? – спросил на прощание Мандрыка уже у двери.

– Конечно, нет! – ответил Здор. – В понедельник я вылетаю в Архангельск. Ты что, забыл?

– Ах да, в самом деле! – Мандрыка хлопнул себя ладонью по лбу.

Насколько помнил Здор, поезд на Запорожье отходил где-то около восьми вечера. Билет он купил легко и просто, поезд шел полупустой – с некоторых пор люди стали меньше ездить, меньше писать писем, меньше звонить и общаться друг с другом. Все это стало вдруг неожиданно дорого, неоправданно дорого. Но зато тем, кто с деньгами, стало жить проще.

В купе Здор ехал один и был этому только рад. В Запорожье поезд пришел утром, и это тоже было кстати. Ехал он налегке, с дорожной сумкой, в которой лежали документы, бутылка водки, за всю дорогу он к ней так и не притронулся, дорожный нож и совершенно несъедобный бутерброд, который ему сумели всучить на Курском вокзале.

– Свободен? – спросил Здор у частника, выбрав машину почище, поприличнее – сам того не замечая, он быстро привык к вещам хорошим, добротным, касалось ли это носков или машины для десятиминутной поездки.

– Смотря для чего, – ответил водитель с некоторым гонором в голосе – Здор к этому уже был готов. На Украине едва ли не каждый водитель, швейцар, сантехник или продавец в киоске не упускал случая подчеркнуть какое-то свое, ему одному известное достоинство. Дескать, я человек не просто так и разговаривать со мной надо подобающим образом.

Услышав такой ответ, Здор молча захлопнул дверцу и подошел к следующей машине.

– Едем? – спросил он.

– Едем.

– Это хорошо, – он сел рядом с водителем, положил сумку на колени. – Есть у вас тут институт... Не то машиностроительный, не то индустриальный... Что-то в этом роде... Есть?

– Дело в том, что у нас есть и тот и другой.

– Давай куда поближе, а там разберемся.

Здору повезло – кафедра геодезии, которую он искал, оказалась именно в индустриальном институте – в двадцати минутах езды от вокзала.

Была суббота, но институт работал, и на кафедре тоже нашлись живые люди. Здор вошел в комнату легко, даже игриво, а увидев там единственную женщину, даже обрадовался – разговор один на один всегда проще, чем с целым коллективом. Женщина, судя по всему, была здесь не то секретаршей, не то лаборанткой.

– Здравствуйте! – сказал он громче, чем следовало, и уже одним этим словом задал тон всего разговора – шутливый и доброжелательный. – Я – Миша!

– Очень приятно... А я – Люба.

– Точно Люба? – обрадовался Здор. – Надо же! Мне всегда на Люб везло.

– А мне на Миш! – рассмеялась женщина. – Вы, наверно, Владимира Ивановича ищете?

– А кто такой Владимир Иванович?

– Заведующий кафедрой. Подгорный его фамилия. По совместительству он еще и ректор. Но его сегодня нет – поехал в Попасное. Мать повез... Ей девяносто шесть лет, и она в одиночку не любит ездить.

– Нет, начальство мне не нужно. Я вот о чем хотел спросить. Работала у вас молодая деваха... Потом вышла замуж за араба... Он учился здесь.

– А, – женщина с легким пренебрежением махнула рукой. – Была такая. Валентина. Тищенко ее фамилия.

– Правильно, – подхватил Здор. – А мужа зовут Фаваз.

– Ох, и намучились мы с этим Фавазом!

– А что такое?

– Лодырь. Учиться не хочет, если бы не Владимир Иванович, давно бы отчислили. Вовушка его в люди и вывел.

– А Вовушка – это кто?