Брызги шампанского
Шрифт:
– Премию выпишут! – воскликнул Здор, опять подтвердив какие-то мысли и настроения Фаваза. – Из вашего долга!
– А какой за мной долг?
– Три сухогруза с лесом. Контора подсчитает.
– Подсчитает, – согласился Фаваз, будто сделал одолжение, будто речь о пустяках и его ответ – просто манера поддержать необязательный разговор. – Значит, отпустили вас на два дня, – обронил Фаваз вроде бы незначащие слова.
– Да никто меня не отпускал! – сорвалось у Здора. – Сам поехал. Сам приехал.
– Они что же, и не знают о вашем успехе? – спросил Фаваз с печалью, которая производила впечатление
– Узнают! – хохотнул Здор. Он оглянулся на стоявшую в дверях Валентину, посмотрел на Фаваза, и что-то в нем напряглось – он понял, что до него дошло не все сказанное, может быть, как раз главного-то он и не уловил. Валентина смотрела на него чуть ли не с испугом, Фаваз водил пальцем по вышитым узорам скатерти и, казалось, был равнодушен к тому, о чем они говорят, будто другие мысли, более важные, занимали его в эти минуты.
Здор помолчал, искоса поглядывая по сторонам.
Фаваз тоже молчал.
– Так что?
– Вы о чем?
– О деньгах.
– Ах, о деньгах... – протянул Фаваз. – Так бы сразу и сказали... Так бы сразу и сказали, – повторил он механически, как говорят слова незначащие, предназначенные лишь для того, чтобы успокоить собеседника – продолжай, дескать, внимательно тебя слушаю.
– Да, о них, родимых! – уже твердо произнес Здор. Он понимал – разговора не получается. Фаваз думает не о том, как отдать деньги, когда и в каком количестве. Он думает о другом.
– Вы напрасно беспокоились, – проговорил Фаваз нечто внятное. – На следующей неделе я собираюсь в Москву. У меня уже билет в кармане. Но поскольку вы приехали, проделали столь долгую дорогу... Некоторую сумму я могу вам дать, под расписку, естественно.
– Я дам расписку.
– Чтобы вы могли предстать перед своими товарищами достойно и, как говорят, с победой.
– Пусть так, не возражаю.
– Хорошо, – Фаваз поднялся, подошел к старому комоду, купленному, наверно, не меньше пятидесяти лет назад, выдвинул ящик, покопался там, отгородившись от Здора полноватой спиной, что-то положил в ящик из кармана, что-то сунул в карман и наконец повернулся, держа в руке чистый лист бумаги. – Вот, – сказал он. – Ручка есть?
– Пиджак во дворе остался, – Здор похлопал себя по карманам. – Сейчас принесу.
– Стойте! – воскликнул Фаваз. – Есть ручка... Зачем вам бегать, – и он протянул Здору шариковую ручку из голубоватой пластмассы застиранного цвета. – Пишите.
– Что писать?
– На какую сумму вы рассчитываете?
– Ну, – помялся Здор, – допустим...
– Сто долларов вас устроят?
– Сколько? – отшатнулся на спинку стула Здор.
И только сейчас, только сейчас посмотрев на Фаваза зло и в упор, он увидел, что тот стоит уже ближе к двери и в его согнутой, прижатой к туловищу правой руке тускло поблескивает маленький черный пистолет. Здор поначалу его и не увидел, в комнате стоял полумрак, и только издевательское предложение Фаваза о ста долларах как бы отрезвило его и образумило.
– Да, Миша, да, – печально сказал Фаваз на немой вопрос Здора. – Согласись, мне больше ничего не остается.
– Но тебя же найдут на краю света!
– Не найдут, – улыбнулся Фаваз. – Ты сам только что рассказал, что никто не знает о твоих поисках и находках.
– Слушай, Фаваз, так себя не ведут.
– Не будем спорить. Я повторяю – мне больше ничего не остается. Я не буду стрелять, если послушаешься меня.
– Конечно, послушаюсь! – воскликнул Здор, звериным чутьем поняв, что только такой тон может его спасти. Он покосился в сторону – Валентина тихонько выскользнула на кухню, и теперь они с Фавазом остались вдвоем. Она, видимо, выходила, чтобы убедиться – калитка закрыта, дверь заперта.
– У меня нет денег, за которыми ты приехал. Не буду объяснять – у вас кидают, и у нас кидают. Меня кинули. Денег нет. Конечно, твои ребята мне не поверят. Отдавать свои деньги и остаться нищим я не хочу. Не знаю, повезло тебе или, наоборот, не повезло в том, что ты нашел меня... Не надо бы тебе быть таким сообразительным. Это всегда плохо.
– Что ты хочешь?
– Ты сейчас пройдешь на кухню и спустишься в погреб. Там есть много наливки, которая, как я вижу, тебе понравилась. Закусить я тебе спущу. Ты пробудешь там два или три дня. За это время мы с Валентиной уедем. Далеко уедем. Ее мама вернется через два или три дня. Она тебя выпустит. Согласен?
Здор вдруг совершенно ясно и отчетливо представил, что произойдет, если он согласится – едва он опустится в погреб на три-четыре ступеньки, Фаваз выстрелит ему в голову. Сверху. В темя. И все. Живым из погреба он никогда не поднимется. Фаваз не может поступить иначе. Он только что выпытал главное – никто в фирме не знает, что он нашел Фаваза. Это была грубая ошибка, это была смертельная ошибка. Отпустить сейчас Здора – он найдет его снова и будет не один, он будет с крутыми ребятами. Как поступают в таких случаях, Фаваз хорошо знал.
– Так, – протянул Здор, осматриваясь вокруг. И вдруг заметил, что перед тем, как войти в дом, он надел свои туфли под столом во дворе на босую ногу. Носки остались в кровати, где они баловались с Валентиной. Может быть, она убрала их, а может быть, и не убрала. Но в этом что-то есть, в этом что-то есть...
– Миша, – напомнил о себе Фаваз, – мы с тобой в одинаковом положении.
– Да? – удивился Здор.
– Я не могу поступить иначе, и ты не можешь поступить иначе. Мне нужно уехать, а ты должен дать мне такую возможность. Согласен?
– Да.
– Погреб на кухне, – Фаваз нетерпеливо пошевелил рукой с пистолетом, указывая, куда нужно идти.
– Так, – опять протянул Здор, оттягивая, все еще оттягивая тот момент, когда ему придется пройти на кухню, откинуть сделанную в полу дверцу и спуститься в собственную могилу. Едва он мысленно произнес эти слова «собственная могила», словно какое-то оцепенение отпустило его, и все происходящее он увидел в истинном свете – его убивают. – Хорошо, – сказал он, как бы решаясь наконец выполнить требование Фаваза. – Хорошо... Ты знаешь, как тебя зовут в деревне?