Будь честным всегда
Шрифт:
Он сказал еще, что вызовет Дереша на дуэль.
— Шандор Надь?
Орци хихикал, а Миши слушал разинув рот.
Тут раздалась громкая команда:
— Ста-но-вись!
Учитель гимнастики вышел из бокового кабинета, над дверью которого красовались три большие буквы «Е», и мальчики кое-как построились в одну шеренгу.
— Равнение в ряду! Что там такое? Кто выставил вперед живот? Сми-и-ирно!
Гимназисты стояли навытяжку, как солдаты.
— Ходьба по кругу! Шагом марш! Раз-два! Раз-два!
Мальчики зашагали по длинному залу, глядя в затылок друг другу.
— Шире шаг! Раз-два! Раз-два! Раз-два! Черт побери! Бегом! Раз-два! Раз-два! Раз-два!
Когда пробежали два круга, раздалась команда:
— Стой!
И только успели остановиться, как послышалось:
— Вольно!
С такой разминки всегда начинался урок.
Миши терпеть не мог гимнастику и вообще уроки эти считал пустым времяпрепровождением.
Гимназисты подошли к невысокому «козлу», через которого надо было прыгать. Высокие, длинноногие делали это без особого труда, а недоростки, коротышки застревали обычно на спине у «козла», чувствуя на себе полный глубокого презрения взгляд учителя.
Учитель гимнастики Ишток Сюч, низенький толстяк с черными усиками, говорил отрывисто, грубо, точно фельдфебель. На его широких плечах и толстых руках сюртук чуть не лопался от натяжки. Впрочем, он никогда сам не показывал упражнений, а только отдавал команды. Со своими любимчиками, крепкими мальчуганами, занимался отдельно. В его представлении хорошим гимнастом мог стать лишь тот, кто поступил в коллегию здоровым и сильным, а прочие, тщедушные и слабые, его не интересовали. Он допускал их к снарядам, но считал, что они только портят турник и брусья. Крепкие и ловкие мальчики — дело другое! Из них он составлял отдельную группу, давал им особые упражнения, даже шутил с ними, а жалких недотеп презирал. За восемь лет учения так и не запоминал их лиц и фамилий. И шток Сюч в молодости готовился стать священником, но, как это часто бывает, женился, прежде чем получил приход, и вот уже двенадцать лет, с тех пор как старик Забрацки вышел на пенсию, учителем гимнастики вместо него был Ишток Сюч, краса и гордость Дебреценской коллегии.
Старик Забрацки, надо сказать, вел занятия и по чистописанию, и по гимнастике, поскольку для преподавания этих двух дисциплин не требовалось ни способностей, ни образования; он был человек старинного склада, ставленник прежнего епископа.
Миши, поглощенный мыслью о своих злоключениях — и лотерейный билет ухитрился потерять, и с Гимеши подрался, — не сумел перескочить через «козла», даже не допрыгнул до него.
— Ну что, боишься штаны потерять? Ремень лопнул? — обрушился на него Ишток Сюч.
Миши не успел отойти от снаряда, как учитель гаркнул:
— Повторить!
Ему пришлось вернуться назад, снова разбежаться, но прыжок не получился — Миши беспомощно повис на «козле».
— Еще раз!
Он опять поплелся к черте.
— Бе-егом!
Побежал было, но потом сбавил темп и, наконец набравшись смелости, отошел подальше от «козла».
Ишток Сюч так и разинул рот.
— А ну назад! А ну назад, назад! — Скрюченным пальцем погрозил он мальчику: — Это что за фокусы? Еще раз бегом, а я погляжу, как у тебя получится!
Миши стоял совершенно обессилевший от волнения и упрямо не трогался с места.
— Раз-два! — сердито топнул ногой Ишток Сюч.
Но Миши не шевелился.
— Подтолкните его, дети, а то я сам так его толкну, что он перелетит через купол Большого собора.
Глаза его метали молнии, он весь напрягся, готовый ринуться на мальчика. А тот, сжав зубы, не двигался с места.
— Ты что, отказываешься подчиниться? Бунт! — кричал учитель.
Он шагнул вперед, и гимназисты замерли, с ужасом ожидая последующих событий.
Вдруг из шеренги вышел Орци.
— Господин учитель, — сказал он, — Михай Нилаш болен.
— Тебя не спрашивают!
Этот зазнайка считал, конечно, что имеет право заступаться за слабых и обиженных, но здесь, на уроке гимнастики, он не был первым учеником — Орци, с его тощими ножками, Ишток Сюч ставил ничуть не выше Михая Нилаша.
Однако Орци не вернулся в строй.
— Простите меня, пожалуйста, — сказал он, — но я сказал правду.
Ишток Сюч, задыхаясь от ярости, вытаращил на него глаза. Тут он заметил, что мальчик и одет нарядней, и причесан лучше других, словом, что это «барский выродок», и рассвирепел, как бык, которому показали красную тряпку. Дерзкое поведение Орци он счел личным оскорблением, издевательством над его неудавшейся карьерой, мужицким происхождением и тайным пьянством и теперь обрушил на него весь свой гнев.
— Иди сюда! — прохрипел он, и кровь бросилась ему в лицо.
Орци, выпрямившись, смело шагнул вперед.
— Сюда! — орал Ишток Сюч, указывая на место рядом с собой.
Теперь уже мальчик приближался к учителю с некоторой опаской: дело пахло пощечиной. Это обстоятельство его удивляло, пугало и даже возмущало — ему вовсе не хотелось быть побитым.
Но делать было нечего, и он смело, открыто смотрел в глаза учителю, а класс затаив дыхание ждал, что будет.
Несколько секунд прошло в напряженном молчании. Смертельно бледный Орци и не думал отступать.
А между тем Ишток Сюч подумал, что мальчик этот, хотя и плохой гимнаст, ничтожный червяк, не сделал в сущности ничего дурного.
— Ну, барчук, ты у меня образумишься, не будешь больше совать нос не в свои дела, — начал он хриплым голосом и занес уже над головой руку, но вдруг опустил ее и покрутил усы, как деревенский парень, который на гумне решил шутки ради попугать кого-нибудь: замахнулся, чтобы дать затрещину, а сам потом лишь погладил усы. — А ты, глист, чего там стоишь? Если болен, катись к черту… Теперь вместо него прыгай ты! Айн, цвай!
По правде говоря, Орци легче было бы геройски снести пощечину, чем перепрыгнуть через «козла», однако он разбежался и благополучно растянулся перед снарядом, не смог даже вскочить на него. Словом, недалеко ушел от Миши. Да разве обязательно первому ученику быть хорошим гимнастом?
— Что ж, поздравляю, — сказал Ишток Сюч. — Вот наказание божье, что мне делать с этими дохляками?
Пристыженный Орци все же с улыбкой повернулся к мальчикам и встал в шеренгу. Ишток Сюч проводил его взглядом и вдруг увидел, что Миши продолжает стоять на прежнем месте.