Будь моим сыном
Шрифт:
— Какой? — не понял Ванята.
Марфенька молчала. Глаза ее округлились и казались изумленными.
— По двое разбери-ись!
Вокруг поднялись шум и суета. Каждый норовил пролезть вперед, в голову колонны. Но Сотник быстро наводил порядок, строил колонну строго по росту. Он выдергивал за руку низеньких и гнал их на левый фланг. Подошел он и к Ваняте.
— Иди туда! — сказал он.
Ванята не пошевелился. Пусть только попробует взять за руку! Пусть тронет!
Страшную драку, которую, возможно,
— Не трогай Ваняту, — сказала она. — Пускай стоит здесь.
Брови Сотника сошлись на переносице, по лицу пробежала быстрая тень. Но он отошел от Ваняты, не сказав ему больше ни слова.
Ваняте стало обидно. Марфенька могла подумать, будто он в самом деле мочалка, испугался какого-то хвастуна и зазнайки.
А дело шло своим чередом. Парторг рассказал, что они будут делать в поле и кто назначен их бригадиром. Но этого он мог и не говорить. Персона эта стояла на виду у всех в синем комбинезоне и матросской тельняшке.
Парторг пошел вдоль строя, остановился возле Сашки Трунова.
— Болит? — спросил он, указывая глазами на пухлый и уже замусоленный бинт.
— Боли-ит! — простонал Сашка.
Платон Сергеевич поморщился, будто бы у него созревал за щекой шикарнейший флюс. Потом пришел в себя и веско, как врач на приеме, сказал:
— Разрешаю работать без повязки. Если есть время — сними...
И больше ни слова, ни звука. Приложил руку к старенькой потертой кепке и кивнул бригадиру: трогайте, мол. Жмите на все педали,
Ваняте он улыбнулся издали, как будто бы извиняясь, что не представил его обществу. Но Ванята и не обижался. Может быть, так даже лучше...
Они шли по тихой, бегущей в поля дороге. Недавно тут прошел колесный трактор. По бокам виднелись четкие, глубокие ямки от шипов. Дорога была похожа на темную, только что проявленную пленку.
Утро подымалось яркое и чистое, как бывает всегда после грозы. Казалось, всего было сверх меры, сверх того, что может принять земля, — и золотого, льющегося из-за леска света, и пронзительной небесной голубизны, и седой, лохматой от дождя травы.
И радости тоже. Она несла Ваняту на своих невидимых крыльях — сильных, порывистых, легких.
За лесной полоской показалось свекольное поле. Справа и слева белели кофты пропольщиц, сверкали на солнце тяпки. На самой обочине поля, будто распустившийся мак, стояла в красной косынке какая-то девушка.
— Это наша Нюська, — сказала Марфенька и улыбнулась так широко и радостно, что вмиг исчезли с ее щек круглые ямочки.
— Какая Нюська? — спросил Ванята.
— Агроном. В этом году институт окончила. Теперь она Анна Николаевна. Такая стала — даже трактористы боятся!
Марфенька вскинула свои голубые глаза на Ваняту и вдруг вздохнула.
— Я ей вот как завидую, Нюське...
— Почему?
—
— Я никому не завидую, — сказал Ванята.
Марфенька рассмеялась.
— Вре-ошь!
— Вот еще...
Марфенька удивленно посмотрела на человека, которому чужды живучие, как пырей, людские слабости, и сказала:
— Тебе хорошо! А я всем завидую! Чем лучше человек, тем больше завидую, Даже Ване Сотнику...
— Ха! — выдохнул Ванята. — Чему завидовать?
— Не знаю. Я не умею объяснять...
Марфенька прикусила губу, подумала минуту и спросила:
— Ты «Чапаева» видел?
— Ну да, — сказал Ванята.
— Я тоже видела. Несколько раз. На коне, А бурка, как туча...
Ванята пожал плечами.
— Что ж, по-твоему, Сотник — Чапаев, да?
— Нет, он не Чапаев, — задумчиво сказала Марфенька. — Сотник — он другой. Он...
Марфенька запнулась, не умея объяснить Ваняте, кто же такой Сотник и что он из себя представляет.
— Ты чего нахмурился? — спросила она, — Обиделся, что я про Сотника так говорю?
Спросила, но ответа не ждала. Только смотрела вдаль и улыбалась. Видимо, и сама точно не знала всего, что связано с мальчишкой в синем простом комбинезоне.
Молча шел Ванята рядом с Марфенькой. Конечно, Марфенька загнула со своим сравнением. Но все равно ему было завидно, что есть на свете люди, о которых так тепло и преданно думают девчонки, похожие на лесной гриб подберезовик.
Глава девятая
ОРГВОПРОС
Ничего выдающегося в Нюське, то есть в Анне Николаевне, Ванята не заметил, Марфенька просто-напросто увлеклась. И Сотника расписала вон как, и братьев Пыховых, Ну — рыжие, ну — едят живую рыбу. Что тут особенного? Кое-кто червей трескает, и то ничего — живет!
Анна Николаевна была в серой блузке и синих матерчатых брюках, измазанных землей на коленках. У дерева, ревниво поглядывая на хозяйку, стоял рослый гнедой конь.
Сначала Нюся рассказала про свеклу и живущую в ней сахарозу, потом склонилась над пышным, зеленовато-бурым кустом, показала, сколько надо выдергивать из него ростков, а сколько оставлять, чтобы поле принесло хороший урожай, а корни были крупными и тяжелыми, как слитки.
— Понятно? — спросила она. — Ну, тогда приступайте. Только смотрите у меня... без брака!
Минута — и уже пляшет под Нюсей резвый, шальной конь, просит большой, быстрой дороги. Только тут Ванята понял, что сам залюбовался Нюсей, а может, и позавидовал ей, как завидует Марфенька. Видимо, другой человек может понравиться тебе лишь тогда, когда перестаешь думать о самом себе.