Будет револьвер — будем путешествовать (сборник)
Шрифт:
Отец Мэндон согласился отдать мне этот миниатюрный передатчик. Прежде, чем уйти, я сказал:
— Простите мое вторжение, отец мой. Но теперь вы понимаете, почему я должен был прийти сюда. Люди, которые это сделали... ну, да ладно. Но они поддали мне жару.
Он мягко улыбнулся.
— Думаю, что им скоро будет намного жарче, чем вам, мистер Скотт.
На этот раз я пошел пешком. Я слишком злоупотреблял своей удачей, полагаясь на столь многих водителей, к тому же место, куда я шел, было всего в нескольких кварталах отсюда. По этому адресу жил сержант полиции Дэйв Биллингс, так что я шел
В семь тридцать пять он свернул с улицы и поехал к гаражу. Я подождал, пока он взялся обеими руками за ворота гаража, вышел из-за угла, где я его ждал, приставил револьвер к его спине и сказал:
— Спокойно, Биллингс. Не опускайте рук. Все, чего я хочу, это разговора.
Я почувствовал, как напряглись его мышцы. Я отступил на шаг.
— В машину, Биллингс. Только сначала бросьте ваш пистолет.
Несколько минут спустя мы уже были в его машине, я — на заднем сидении, все еще держа его под прицелом, его же пистолет был у меня в кармане. Я велел ему выехать на улицу и остановиться квартала на два дальше. Он уже знал об убийстве Хэнни, так что я просто рассказал ему, что произошло в действительности.
Когда я закончил, он сказал:
— Не хочу сказать, что вы лжете, Скотт. Особенно пока вы наставили на меня ваш револьвер. — Он слегка повернул голову. — Калибр 32, верно? Хастингса убили как раз из такого.
— Вот именно. Из этого самого. Это мой револьвер. Только стрелял из него не я. Впрочем, не хочу повторять все сначала. Половина города знает, что Шелл Скотт всегда при оружии. Уж я об этом позаботился.
Он зарычал. Послышался легкий звук вроде щелчка, и я заметил, что Биллингс наклонился в сторону от меня. Я схватил его сзади за воротник и втряхнул обратно на водительское место.
— Что, черт возьми, вы собираетесь сделать?
Он выругался.
— Спокойно, — сказал он. — Уж и закурить нельзя?
Изо рта у него торчала сигарета. Я почувствовал, что у меня вспотели ладони.
— Биллингс, — сказал я, — сидите смирно. Закурите, когда мы закончим наш разговор. А пока даже не шевелитесь.
Он спросил:
— С неделю назад у вас с Хастингсом вышла маленькая потасовка, не так ли?
— Самая маленькая. В гриль-баре Стэнга. Он был пьян, набросился на меня, и я его стукнул маленько. Черт, да я и сам выпил маленько. Эти типы, что навесили на меня убийство, возможно сообразили, что это еще одна причина сделать меня козлом отпущения. Кроме того, они знали, что я ношу с собой свой игрушечный револьвер. Это им было на руку. Самое главное — Фостер ревновал меня к этой девочке. Если меня убрать, может быть, ему что-нибудь и перепало бы. И вы не отрицаете, что полиция получила анонимную подсказку. И еще одно — сегодня мы играли в покер, и я остался в выигрыше. Премия для убийц! Ну что, достаточно причин?
— Еще бы, — ответил он. Видимо, я произвел на него впечатление.
Тогда я рассказал Биллингсу о моей встрече с отцом Мэндоном. Он промолчал. Я велел ему выйти
— Вот как было дело, Биллингс. Никто еще не слышал от меня этой истории, но я не мог явиться с ней в полицию. Теперь вы знаете мою историю. Постарайтесь ее проверить.
Он опять промолчал.
Я завел мотор и поспешил отъехать, свернул за угол и, проехав еще немного, остановился и из автомата позвонил Глории.
— Хэлло, Шелл, лапушка, лапушка, лапушка.
— Да, да, понимаю...
— Шелл, ты не должен был уходить. Ты меня буквально... пришлось прыгнуть под холодный душ. Только успела накинуть полотенце...
— Стоп! Я не за этим...
— Подожди... Ну, вот! Никакого полотенца! Видел бы ты меня сейчас. В чем мать родила...
— Не треплись, слышишь? Нашла ты адрес?
Она вздохнула и сказала, что это на Кингхэм Роуд, 1844. Около десяти миль за городской чертой. Я повесил трубку в середине ее монолога, который в обычное время я попросил бы ее повторить, вскочил в машину и помчался по этому адресу.
Домик был маленький, белый, окруженный эвкалиптами и отстоящий от дороги футов на сто. На подъездной дороге стояла машина, за задернутыми занавесками горел свет. Оставив машину у дороги, я пешком приблизился к дому и нашел окно, где штора на дюйм не доходила до подоконника. Заглянув в эту щель, я увидел внутренность комнаты. В ней был Фостер.
Он стоял ко мне спиной у небольшого бара и наливал в стакан содовую воду. Обернувшись, он несколько секунд разглядывал стакан, потом стал жадно пить. И я вдруг понял, что до сих пор не испытывал к нему настоящего гнева, потому что, когда я сейчас его увидел, во мне вдруг закипело и поднялось что-то горячее и багровое, как огромный взрыв. Я почти нацелился в него из своего маленького револьвера, но я не хотел убивать этого типа: я хотел поиграть с его головой, как с тыквой, и послушать, какие слова польются с его языка.
Входная дверь была закрыта, но не заперта, и я открыл ее, прошел через узкую переднюю и, оказавшись перед дверью, за которой находился Фостер, толкнул ее и вошел в комнату. Фостер смотрел в другую сторону и, видимо, не замечал меня и не слышал. По крайней мере, в первый момент. Я оглядел комнату, потом двинулся к Фостеру, целясь ему в голову. Он случайно повернулся, увидев меня, и лицо его побледнело. Его взгляд упал на мой револьвер и прирос к нему.
— Не стреляйте! — закричал он. — Шелл! Ради бога, не стреляйте. Мы договоримся.
Я приближался, а он пятился от меня, пока не прижался к стене.
— Шелл, говорю вам, — мы все уладим. Мы вас вытянем!
— Это будет только справедливо, Фостер, — сказал я. — Вы достаточно потрудились, чтобы втянуть меня.
— Пожалуйста. — Его голос окреп. — Вы никогда не выпутаетесь, если убьете меня! Они вас упекут! — Я был уже почти рядом с ним. Он закрыл глаза. — Шелл, не убивайте меня. Я во всем сознаюсь, во всем! Я все напишу! Только не убивайте!
Он пронзительно вскрикнул. Это чуть не вывернуло меня наизнанку.