«Будет жить!..». На семи фронтах
Шрифт:
Сам генерал имел много наград, Смирнов рассказал нам, что новый комдив храбр, хорошо подготовлен, любит военное дело, но очень вспыльчив. Был Рахимов высок ростом, имел крепкое телосложение. Форму носил аккуратно, и она подчеркивала стройность его фигуры.
Прощаясь с нами, генерал спросил у замполита Н. В. Орлова, бывают ли в медсанбате концерты, организуемые дивизионным клубом, и посещают ли нас выездные концертные бригады. Орлов доложил, что начальник клуба гвардии капитан Н. П. Ляшко частый наш гость, реже навещает армейская самодеятельность. Как оказалось, генерал был большим любителем классической музыки и народных песен. Не без его стараний к нам стали частенько заглядывать концертные бригады, приезжали артисты и с его родины, из Узбекистана.
В перерывы между боями жизнь на фронте становилась более спокойной. Мы выезжали в гости к соседям, впрочем, цель была чисто профессиональная — обмен опытом. К нам тоже нередко приезжали коллеги. Наш медсанбат привлекал такие делегации удачным своим расположением, хорошим состоянием палаточного фонда, добротными землянками, в которых мы размещали нетранспортабельных раненых и больных. Особенно поражало всех электрическое освещение основных помещений — операционной, перевязочной, противошоковой и других палаток. Трофейный дизель на колесах ценили прежде всего хирурги, ведь он позволял создавать необходимые условия для их работы.
Заместитель начальника военно-санитарного управления фронта, возглавлявший комиссию в ноябре 1944 года, приказал изготовить макет расположения медсанбата для Военно-медицинского музея.
А между тем мы чувствовали, что идет подготовка к решающим боям с фашистами. Это не укрывалось и от глаз врага. Услышав в нашем тылу шум, гитлеровцы пускали в небо осветительные ракеты и открывали артиллерийский огонь. Из-за этих обстрелов к нам поступало до двух-трех десятков раненых в сутки. Правда, теперь подорвавшихся на минах больше не было. После разговора с командиром дивизии инженер соединения провел большую работу — были уточнены карты минных полей, упорядочено их обозначение на местности, организована охрана. Провели саперы и очистку местности от мин, оставленных фашистами.
Незаметно подошел конец декабря. Работы в медсанбате было немного, и мы вечером собрались всем коллективом, чтобы встретить год 1945-й, вспомнить пройденный путь, павших товарищей… И вдруг меня вызвали в приемно-сортировочную палатку. Оказалось, что привезли командира 109-го гвардейского стрелкового полка гвардии полковника А. В. Левина. И с чем бы вы думали? С острым аппендицитом.
— Немедленно на стол, — оказал я. — Буду оперировать.
Левин стал возражать, объясняя, что не может уйти из полка накануне грандиозных событий. Я не принял эти возражения, объяснив, что запускать аппендицит нельзя. Может развиться перитонит, а это уже осложнение, приводящее к летальном исходу.
Так лишь в конце 1944 года я делал первую «мирную» операцию, не связанную с ранением.
А впереди нас действительно ждали грандиозные события. 14 января 1945 года земля содрогнулась от мощных артиллерийских залпов. Более часа бушевала артиллерийская подготовка. Все мы высыпали из своих помещений и восхищенно слушали эту радостную песню, предвестницу победы.
Трое суток мы работали на прежнем месте, а затем, передав раненых подошедшему армейскому госпиталю, двинулись вперед, причем переместились сразу на 25 километров, достигнув первого на нашем пути населенного пункта в Восточной Пруссии. Расположились в брошенном убежавшими гитлеровцами вполне подходящем помещении полевого госпиталя. Развертывать полностью все подразделения не стали, полагая, что долго задерживаться на этом месте не придется. И верно, уже к вечеру получили задачу выдвинуться вслед за наступавшими войсками еще на 20 километров.
Дивизия вместе с другими соединениями участвовала в тяжелых боях за Грауденц (Грудзёндз), превращенный гитлеровцами в крепость на Висле. От раненых мы узнали, что противник превосходит нас численно в 3–4 раза. Это и предопределило напряженный характер действий.
Бои за Грауденц снова дали большой поток раненых. Особенно тяжелые поражения получали танкисты. При попадании фаустпатрона в машину обычно детонировал ее боезапас, экипаж погибал, а если кто и оставался чудом в живых, то лечение потом в большинстве случаев оказывалось неэффективным. Воины стрелковых подразделений поступали с множественными осколочными ранениями — в голову, грудь, живот… Бывало, одному доставалось столько, что хватило бы на добрый десяток. Увеличилось число осложнений шоком.
Под Грауденцем мы развернулись в добротных помещениях, достаточно просторных, однако они быстро наполнились, и стало тесно. Эвакуировать раненых в первые дни было некуда — госпитали едва поспевали за нами, госпитальная база все еще находилась на восточном берегу Нарева.
Ранения в основном были очень тяжелыми. Часто приходилось оказывать помощь раненным в череп, с повреждением зрения, слуха, дыхательных органов. Причем все это делалось на месте, в условиях медсанбата.
В первых числах февраля 1945 года обстановка особенно осложнилась. Мы развернулись в полутора километрах от дороги, соединяющей Торн (Торунь) и Грауденц. По ней периодически вырывались из Торна немецко-фашистские войска. Нам пришлось вооружить всех, кто мог держать оружие, поскольку отовсюду поступали сведения о нападениях гитлеровцев на медицинские учреждения и их жестоких расправах над ранеными.
В то время соединения 65-й армии уже сражались на подступах к Данцигу (Гданьску) В этом городе было много вражеских войск, которые поддерживались корабельной артиллерией. Тяжелые морские орудия обрушивали сильный огонь на наши части, врывавшиеся в Данциг. Образовывались завалы, обрушивались большие здания. Противник безжалостно разрушал целые кварталы, пытаясь остановить наши войска и не заботясь при этом о самих немцах. Нам приходилось оказывать помощь не только раненым бойцам и командирам, но и местным жителям.
Дивизия несла тяжелые потери. Во время утренней атаки 26 марта получил ранение и лишился глаза командир 109-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковник Н. А. Щербаков. Вслед за ним в медсанбат поступил командир 114-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковник Прокопенко с проникающим ранением в живот. Едва я закончил операцию, на пороге появился гвардии старший лейтенант Юсупов, адъютант командира дивизии. Он был бледен.
— Что случилось? — спросил я.
— Везут комдива…
— Ранен?
— Да, — кивнул Юсупов и рассказал, что вражеская мина разорвалась на командном пункте дивизии. Были ранены генерал Рахимов, командующий артиллерией гвардии полковник Руденко и старший фельдшер. Погибли на месте начальник политотдела гвардии полковник Смирнов, начальник связи гвардии полковник Головань…
Ранение генерала оказалось смертельным — одиночное, слепое осколочное проникающее ранение черепа. Осколок повредил жизненно важные центры головного мозга. Комдив скончался через восемь часов после поступления в медсанбат. Вскоре дивизию принял гвардии генерал-майор Кузьма Евдокимович Гребенник.