Будни контрразведчика (в ред. 1991 г.)
Шрифт:
– Мне не дали бомбы со слезоточивым газом!
– Дали, дали. Я все проверила дважды, – ответила Скромница. Она вышла с ними попрощаться и, дрожа от холода, стояла у фургона. Машина тронулась в путь, когда было далеко за одиннадцать. Скромница помахала им вслед рукой.
Джок гнал сломя голову и не обращал ни малейшего внимания на Хаббард-Джонса, если тот вдруг начинал отчаянно барабанить по крыше, требуя, чтобы машину остановили. Только благодаря Мак-Нишу налет вообще состоялся. Было уже без четверти двенадцать, когда веревку с крюком зацепили
– Приземлился!
Затем раздались неверные шаги, приглушенные проклятия, что-то звякнуло. Хрипение, кашель, плевки – из-за забора поднялось клубящееся белое облако.
– Боже милостивый! Он хлопнул об землю слезоточивую бомбу, – догадался Джок.
Полицейский констебль Уорт любил ночные дежурства. Он с удовлетворением бродил в одиночестве по пустынным улицам, погруженный в свои мысли. Он перебирал в памяти все когда-либо нанесенные ему обиды, стараясь ни одной не пропустить. А в этот ясный вечер, совершая обход залитых луной улочек и переулков, Уорт неотступно думал о самой большой своей обиде. Это было нечто из ряда вон выходящее, и вот уже две недели воспоминание о ней наполняло его душу сладостной болью. Подумать только – явился инспектор и приказал (конечно, чтобы задержать продвижение Уорта по службе) освободить из-под ареста преступника (задержанного Уортом с риском для жизни), который выдал себя за слепца, оказал сопротивление властям и совершил нападение на офицера полиции… Тут Уорт заметил неподалеку в тени дерева огромный фургон. Констебль насторожился. Фургон мог быть связан с нарушением порядка, нарушение порядка могло означать арест, аресты же, по мнению простодушного Уорта, означали продвижение по службе.
Используя полицейский прием, известный под названием «растаять в ночной темноте», он стал крадучись подбираться к фургону.
Облако слезоточивого газа развеялось, кашель затих вдали, и Рональд и Джок принялись за запасное колесо, из которого предварительно был выпущен воздух. Они положили колесо на мостовую, разбросали вокруг инструменты, надеясь таким образом создать впечатление, будто заклеивают прокол, если вдруг привлекут к себе чьи-нибудь любопытные взоры.
– Дай бог ему унести оттуда ноги!
– Черта с два, – бесстрастно ответил Джок. – Ничего у него не выйдет. Поручил бы мне – я с четырнадцати лет взламываю замки и залезаю, куда надо. И сцапали меня всего два раза. Так-то. И вообще, на черта нам мерзнуть вдвоем, – рассудил он, забрался в кабину и тут же заснул.
Рональд остался один, он так замерз, что у него не гнулись пальцы. Он считал своим долгом думать и тревожиться о Хаббард-Джонсе, но мысли его были заняты только Скромницей…
Внезапно ему в лицо посветили фонариком.
– Что случилось, приятель?
– Ничего страшного, констебль, всего-навсего прокол. Я уже почти привел колесо в порядок.
Уорт прошелся с фонариком вокруг фургона и увидел надпись: «Акционерное общество Футлус. Документальные, видовые и короткометражные фильмы». Подозрения констебля мигом развеялись, он преисполнился доброжелательности.
– Снимаете
Рональд начал излагать легенду, сочиненную на подобный случай.
– Совершенно верно. Были на съемках с шести утра. А сейчас уже почти дома, и надо же такому случиться.
– Ну, ребята, вы вкалываете не хуже нашего. Давайте-ка я вам пособлю, устали небось.
– Ничего, констебль… Я и сам справлюсь… Уже почти все…
Рональд принялся завертывать гайки, надеясь так потянуть время, но Уорт, ткнув носком башмака в колесо, заключил:
– Верно, у вас тут все в порядке. Теперь гоните домой, и на боковую.
– А я не спешу… То есть, конечно, на боковую, – неумело изворачивался Рональд.
– Вы один, сэр?
– Э-э… не совсем.
Рональд открыл дверцу и изо всех сил встряхнул храпящего Мак-Ниша.
– Значит, он вернулся? – поинтересовался Джок спросонья.
Рональд отчетливо и громко прокричал ему в ухо:
– Констебль любезно помог мне, Джок. Можно ехать.
– Ну и ну! – вырвалось у Джока.
– Что делать? Не бросать же здесь шефа одного, – взволнованно зашептал Рональд. Джок лишь пожал плечами.
– Благодарю вас, констебль, – обратился Рональд к Уорту. – Пожалуй, мы двинем дальше.
Уорт закрыл за Рональдом дверцу и вежливо откозырял:
– Спокойной ночи, сэр. Поезжайте осторожнее.
Сразу же за углом Джок остановил машину.
– Пойдем глянем, – сказал он.
Они вылезли из машины и на цыпочках двинулись обратно. На Линкольн-Террас ни души, вокруг мертвая тишина.
Вдруг из «Рокового дома» донесся оглушительный взрыв. Джок и Рональд в ужасе посмотрели друг на друга.
– Смотри-ка, – прошептал Джок. – Он, кажется, провернул это дело.
На заборе появилась черная тень. Прыжок – и тень благополучно приземлилась, но в тот же миг из мрака вынырнула еще одна черная тень. Завязалась схватка, замелькали руки, ноги… И на середину мостовой в пятно лунного света выкатилась полицейская каска.
– Я смываюсь, – заявил Джок. – Он теперь в лапах у правосудия.
Рональд, к своему изумлению, каким-то образом очутился рядом с Джоком в кабине. Фургон понесся по улице. Рональд понимал, что не проявил должной храбрости, но трусость всегда заразительна.
Схватка на мостовой была недолгой – через минуту Уорт подтащил свою жертву к ближайшему фонарю. Крупные капли пота, стекая, оставляли следы на черной ваксе, и лицо у Хаббард-Джонса было все в полосах. Тем не менее Уорту не стоило большого труда узнать черты, столь глубоко врезавшиеся ему в память. Да, ночка сегодня выпала удачная.
– Ах, это опять ты! – воскликнул бравый констебль. – Ну уж теперь держись…
11.
ТЯЖЕЛЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ.
Рональд брел по Пикон-Лейн, еле волоча ноги. Он провел остаток ночи без сна, терзаясь сомнениями. Может быть, нужно пойти в полицейский участок Ноттинг-Хилл и выручить Хаббард-Джонса? Или ему следует обратиться в Особое управление и убедить их арестовать всю шайку в «Роковом доме», пока те не удрали, предупрежденные об опасности визитом Хаббард-Джонса?