Буду твоим единственным
Шрифт:
Элизабет ошарашенно моргнула. Нортхэм воспринял это как хороший знак.
– Мы с Истом занимаемся поисками злодея. Возможно, следом явятся и другие, но мы первые.
– Какое неслыханное… мужество.
Он пропустил мимо ушей ее саркастическую реплику.
– Как бы то ни было, когда я открыл дверь в эту комнату, я вообще не знал, что это ваша спальня.
– Да, но, когда это выяснилось, вы не ушли!
Нортхэм огляделся. У камина стоял шезлонг, а в простенке между окнами – секретер и стул. Возле одной из стен разместился туалетный столик и обтянутый парчой табурет. Дверь, которая предположительно
– Я должен осмотреть все комнаты, – заявил он, снова повернувшись к ней.
– Ну и как, осмотрели? – В ее голосе прозвучала легкая ирония. – Я имею в виду комнату.
– Почти.
Элизабет прямо физически ощущала притяжение его взгляда. Ей казалось, что ее затягивает в темный омут. Кобальтовый цвет его глаз был таким насыщенным, что радужная оболочка почти сливалась со зрачком. Нос, несмотря на небольшую горбинку, отличался безупречной формой, так же как и рот. Блестящие волосы…
– Леди Элизабет?
Она моргнула, приходя в себя.
– Где это вы витали? – ехидно промолвил Нортхэм.
Его выразительные губы, достойные резца скульптора эпохи Возрождения, изогнулись в едва заметной усмешке. Элизабет пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы отвлечься от волнующих образов, связанных с этими губами.
– Я хочу, чтобы вы ушли, – твердо произнесла она.
Он кивнул:
– Через минуту. Если бы вы не избегали меня все последние дни, мне не пришлось бы так рисковать, чтобы устроить с вами свидание.
– Это не свидание.
– Тогда рандеву?
– Ничего подобного!
Панические нотки в ее голосе заставили Норта отказаться от шутливого тона.
– Но вы не отрицаете, что избегали меня? – спросил он.
– Да.
Ему понравилась ее прямота.
– Почему?
– Потому что из этого ничего не получится. – Она покачала головой и нетерпеливым жестом откинула волосы назад. – Нет, я неправильно выразилась. Из этого ничего не должно получиться. Будет лучше, если вы оставите меня в покое, милорд. Вы не сможете распоряжаться собственной жизнью, связавшись со мной.
Нортхэм нахмурился. Слова Элизабет показались ему искренними, но загадочными. Он не считал, что она стремится заинтриговать его еще сильнее Скорее наоборот Но каковы бы ни были ее мотивы, он вновь ощутил исходившее от нее притяжение.
– Вы настоящая загадка, леди Элизабет.
– Нет, – нахмурившись отозвалась она. – Не загадка. Я именно та, за кого вы меня принимаете, – я шлюха.
Норта поразило не столько само слово, сколько ожесточение, с каким произнесла его Элизабет Пенроуз. Он даже отшатнулся. Спина его напряглась, и на какой-то миг он уподобился своему деду, который, сидя во главе обеденного стола, прямой и накрахмаленный, с грозным видом вещал об упадке общественной морали. В его устах каждая банальность звучала как Божья заповедь: «Не возжелай в жены блудницу». Старый граф никогда не произносил этой цитаты, но именно она сейчас пришла в голову Нортхэму.
– Элизабет.
Он произнес ее имя тем же тоном, каким обычно увещевают заупрямившегося ребенка.
– Вы ничего не знаете обо мне, за исключением того, что рассказал вам полковник, и того, что вы почерпнули из нашего короткого знакомства. Едва ли этого достаточно, чтобы составить мнение о человеке. Если вам кажется, что вы нашли во мне что-то привлекательное, то это не более чем иллюзия. Я не могу выразиться яснее.
Нортхэм нахмурился. Запустив пальцы в волосы, он пытался понять, что она имеет в виду.
– Зачем вы наговариваете на себя?
– Поверьте, я говорю совершенно искренне, а не для того, чтобы заинтриговать вас шокирующими откровениями. Это не доставляет мне никакого удовольствия и, полагаю, дает вам основания меня презирать.
– Возможно, – сухо бросил он. – Похоже, это входит в ваши намерения.
Элизабет покачала головой:
– Вы ошибаетесь. Я всего лишь хотела предоставить вам выбор. Лучше, если вы услышите правду от меня, нежели потом будете считать, что вас намеренно ввели в заблуждение.
– И в чем же заключается эта правда? Что вы шлюха?
– Предполагаю, что вы и сами так подумали. – Она устремила на него вызывающий взгляд, словно предлагала оспорить ее слова. – Я не виню вас. Было бы удивительно, если бы подобная мысль не пришла в голову такому проницательному человеку, как вы. Признайтесь, милорд, вас удивила моя реакция на ваш поцелуй?
Нортхэм тихо ответил:
– Я был просто потрясен. – Он заметил, что Элизабет побледнела. Она требовала ответа, но не была готова его принять. – Но это не означает, что я счел вас доступной женщиной.
Она постаралась, чтобы ее голос звучал ровно:
– Однако вас заинтересовал мой опыт.
– Вам двадцать шесть лет. Неужели я ошибся, предположив, что вам уже приходилось целоваться?
– Если бы вы предположили только это, то не находились бы сейчас в моей спальне, – резонно возразила она. – Вы же не сидите на постели мисс Карузерс, объясняя свое присутствие поисками вора? И это не комната леди Марты. Или мисс Стивене…
Нортхэм поднял руку, останавливая ее, пока она не перечислила всех незамужних дам, приглашенных в Баттенберн. Он мог бы напомнить ей, что все они явились в сопровождении своих мамаш, тетушек или компаньонок и посещение их комнат оказалось бы весьма проблематичным, если бы не опасался, что Элизабет ухватится за этот аргумент, как за еще одно доказательство собственной испорченности.
– Я вас понял.
– Тогда, может, вы объясните, что привело вас сюда на самом деле?
Норту не нравилось, когда его загоняли в угол, и он не собирался облекать в слова то, чего и сам до конца не понимал. Разумеется, он никогда бы не вошел в комнату леди Марты или какой-либо другой юной дамы, не получив от них приглашения. Тем не менее когда на его стук в эту дверь никто не отозвался, он позволил себе войти. Возможно, потому, что догадывался, чья это комната. А когда убедился, что прав, не захотел уйти. Стоял и глазел на нее, спящую, в глубине души надеясь, что она проснется и…