Буду твоим единственным
Шрифт:
Прежде чем она заподозрила, что у него на уме, он заговорил:
– Золотые карманные часы с рубиновым брелоком, которые должны были служить призом победителю охоты за сокровищем, так и не были найдены. В моем чемодане их тоже не оказалось. По признанию леди Баттенберн, они не представляли особой ценности, но, безусловно, чего-то стоили. Не столько, разумеется, сколько табакерка Саутертона. Вряд ли гости Баттенберна считают меня настолько безумным, что бы вернуть табакерку и взять себе менее ценную вещь.
Элизабет внимательно слушала, не сводя с него пристального
– Следует также отметить, что я, хоть и не являюсь Джентльменом, не могу доказать, что не брал ожерелья Луизы…
– Замечательно, – сухо проговорила Элизабет. – Я начинаю опасаться, что мое признание было не только несвоевременным, но и вообще неуместным.
Нортхэм издал низкий смешок.
– Что касается твоего признания, будто мы провели то утро – и ночь – вместе, то, боюсь, в это никто всерьез не поверил.
– Что? – Заявление Нортхэма повергло Элизабет в шок. – Не может быть! С какой стати я стала бы наговаривать на себя, не будь это правдой?
– Но ведь это неправда, – напомнил он.
– Конечно, неправда. Тем не менее мне не нравится, когда кто-то сомневается в моих словах.
Нортхэм вдруг подумал, что даже если он потратит всю оставшуюся жизнь на то, чтобы постигнуть ее логику, едва ли у него что-нибудь получится.
– Ты должна пообещать мне, что никогда не будешь требовать, чтобы я вникал в твои умозаключения. Потому что мой бедный мозг просто не вынесет такой нагрузки.
– Какая заманчивая мысль! – улыбнулась Элизабет. – Ладно, давай я попробую вникнуть в твои умозаключения. Если ты, конечно, соизволишь мне их объяснить.
– Я бы не назвал это умозаключениями, – возразил Норт.
До чего же он может быть нудным в своем желании разложить все по полочкам! Элизабет нетерпеливо топнула ногой.
Нортхэм усмехнулся:
– Большинство гостей сочли твое заявление чрезвычайно романтичным. Видимо, они решили, что тебя подвигла на это любовь, а отнюдь не нарушение приличий, якобы имевшее место. – Даже в темноте он видел, как Элизабет открыла рот, а затем закрыла его, так ничего и не сказав. – Надо заметить, что тому в немалой степени способствовала твоя незапятнанная репутация. В общем, гости оказались в сложном положении. С одной стороны, они не могли не принять твоего чистосердечного признания, и это освобождает меня от обвинений в краже ожерелья. С другой – они склонны думать, что ты пожертвовала собой, чтобы меня выгородить.
Элизабет покачала головой, не в состоянии поверить тому, что слышит.
– Откуда такая снисходительность к моей персоне? Я бы не стала утверждать, что в свете это обычное явление.
– Согласен. Наверное, это потому, что все убеждены в твоих высоких моральных принципах. И потом, позволю себе заметить, у меня тоже имеются верные сторонники. – Один из этих сторонников, сладко спавший неподалеку, всхрапнул.
– Они дружно прыснули и зажали рты ладонями. Норт вздохнул. – И наконец, тот факт, что мы собираемся пожениться, пресек возможные сплетни в зародыше. Высший свет готов на многое смотреть сквозь пальцы, если соблюдены приличия. С его
Улыбка Элизабет исчезла, как и желание смеяться. Лучше бы он не произносил последних слов. Она не нуждалась в напоминании, что ничего уже не изменишь.
– Я понимаю, – удрученно произнесла она.
Нортхэм почувствовал, что у Элизабет испортилось настроение, и задумался над причиной, с тоской поглядывая на яблоню. Хорошо бы устроиться под ней в его излюбленной позе – прислонившись спиной к стволу, скрестив руки и вытянув ноги, – тогда, возможно, ему удалось бы сочинить теорию, которая объясняла бы слова и поступки леди Элизабет Пенроуз. Его амбиции не простираются так широко, чтобы понять всех женщин. С него хватит одной, этой.
Он глубоко вздохнул. Да, судя по всему, озарение еще не скоро снизойдет на него, если такое вообще случится.
– Леди Пауэлл имеет несколько иное мнение относительно твоего признания.
Это сообщение мигом вывело Элизабет из задумчивости.
– Вот как?
– Она считает, что ты сама подсунула ожерелье в мой чемодан, чтобы поймать меня в ловушку и вынудить жениться. Слышала бы ты, как она восхищалась твоей ловкостью… Сравнивала тебя с Макиавелли.
– Леди Пауэлл не способна отличить Макиавелли от моей левой ноги.
– Ну, возможно, тут я что-то напутал. Но то, что она восхищалась тобой, – чистая правда.
– Не сомневаюсь. Лорду Саутертону следует быть настороже, а то как бы она не последовала моему примеру.
– Его камердинер уже проверил его чемоданы – дважды.
– Губы Элизабет изогнулись в усмешке.
– Вполне оправданная предосторожность.
– Страх кого угодно сделает осторожным.
– Элизабет заразительно рассмеялась.
– А ты не задумывался о роли Саута в этом деле? Может, это он подложил ожерелье в твой чемодан в надежде, что я брошусь тебе на выручку? Не стоит забывать о пари. Трудно сказать, как далеко способен зайти человек, когда на кон поставлен целый соверен.
– Выиграл Уэст. Саут ставил на то, что мы не поженимся.
– Неужели?
– Представь себе.
Элизабет замолчала, потом осторожно спросила:
– Ты считаешь, что я сознательно заманила тебя в ловушку?
– Помнится, я предлагал тебе руку и сердце и был решительно отвергнут. Если бы ты передумала, то, надеюсь, так бы и сказала, вместо того чтобы пускаться на хитрости, которые еще неизвестно чем могли закончиться. – Нортхэм рассеянно толкнул ногой камешек, и он улетел в темноту, прошуршав по траве.
Элизабет терпеливо ожидала продолжения.
– Мне вдруг пришло в голову, что ты могла подумать, будто это я хотел поймать тебя в ловушку.
Уголки ее рта приподнялись в легкой улыбке.
– Ну, это была не слишком надежная ловушка. Ты мог придумать что-нибудь получше, чем заваривать всю эту кашу в надежде, что я приду тебе на помощь. Я слишком высокого мнения о твоих умственных способностях, чтобы подумать такое. Ты это хотел узнать, да?
Нортхэм хмыкнул, ничуть не обескураженный тем, что она видит его насквозь.