Будущая Ева

де Лиль-Адан Филипп Огюст Матиас Вилье

— В какую бы глубокую печаль ни был я ввергнут женщиной, мне все же кажется, вы слишком уж строго судите о Женщине, — тихо произнес лорд Эвальд.

XI

Рыцарственные рассуждения

Consolatrix afflictorum [16] .

Христианские литании

При этих словах Эдисон поднял на него глаза.

— Минуточку, дорогой лорд! — сказал он. — Соблаговолите заметить, что до этой минуты речь шла у нас не о любви, а лишь о влюбленных! Если мы подступим к этому вопросу иначе и выйдем за пределы Сферы Плотских Вожделений — о, тогда я буду говорить об этом совсем другим языком. Если среди женщин нашей цивилизованной расы — единственных, которые могут приниматься нами в расчет, поскольку не принимать же всерьез, другими

словами, брать в женыполинезиек, турчанок, китаянок, краснокожих и т. п., — так вот, если, говоря о женщинах нашей расы, в крови которых не осталось уже ни животного, ни рабского начала, мы будем иметь в виду тех очищенных, священных, облагороженных неизменным чувством долга, самоотвержения и сердечной преданности, было бы странно, с моей стороны, не склониться мысленно в низком поклоне перед теми, бедра которых преображаются в материнские чресла и в муках дарят нам жизнь, а вместе с нею возможность мыслить. Можно ли забыть о множестве избранниц Высшего Мира Любви, этих достойнейших спутниц жизни, обо всех женских сердцах, что трепещут на крошечной нашей планете, затерянной в какой-то неведомой точке безграничного пространства, на этом невидимом охлажденном атоме! Даже не вспоминая о тех тысячах дев былых времен, что с улыбкой всходили на костры или претерпевали мучительные пытки во имя веры, в которой женский их инстинкт преображался путем возвышенной возгонки в прекрасную душу. Обойдем молчанием всех тех героинь, среди которых и доселе блистают имена женщин, отдавших жизнь во имя освобождения отчизны, и тех, кто в годину поражения, в плену, умирая, клялись своим супругам прощальным поцелуем, что кинжал не причиняет боли, оставим в стороне и бесчисленных героинь, которым приходится претерпевать столько унижений ради того, чтобы помочь неимущим, страждущим, изгнанникам, отверженным, лишенным прав, — этих подвижниц, вызывающих лишь насмешливую улыбку тех, что не склонны брать с них пример, — да, они есть, они всегда будут — те женщины, которыми руководит нечто более высокое, чем инстинкт наслаждения, Но ведь такого рода женщины не гостят в этой лаборатории и чужды обсуждаемой проблеме, не так ли? Исключим же из наших рассуждений эти благородные цветы человечества, сияющие светом подлинного мира Любви, и я сформулирую вам без всяких оговорок и околичностей положение, которое давеча сформулировал как окончательное и неоспоримое относительно женщин, которых покупают и завоевывают. Это позволяет нам закончить наш разговор словами Гегеля: «Совершенно безразлично — сказать что-либо единожды или повторять многократно».

16

Утешительница удрученных (лат.).

XII

Искатели Идеала на распутье

Agressi sunt Mare Tenebrarum, quid in eo esset exploraturi [17] .

Птоломей Гефестион, нубийский географ

Лорд Эвальд ничего не ответил на последние слова Эдисона. Он встал, накинул огромную шубу, надел шляпу, натянул перчатки, вставил в глаз монокль и спокойно закурил сигару,

— Как вижу, нет вопроса, на который у вас не нашлось бы ответа, дорогой Эдисон, — произнес он. — Я готов отправиться в путь, как только вам будет угодно.

17

Они добрались до моря Мрака, дабы разведать, что в нем находится (лат.).

— В таком случае отправляемся, не медля ни секунды, — произнес Эдисон, в свою очередь вставая и облачаясь в меховое одеяние, — ибо мы уже потеряли полчаса. Поезд отправится из Нью-Йорка в Менло-Парк через сто пятьдесят шесть минут, то есть немногим больше, чем через два часа с половиной, и ему понадобится всего лишь час и три четверти, чтобы доставить сюда объект нашего эксперимента.

Помещение, где обитает Гадали, расположено под землей, и не так уж близко отсюда. Вы понимаете, я не мог допустить, чтобы Идеал находился в пределах чьей-либо досягаемости. Несмотря на бесчисленные ночи, на долгие годы, которых стоило мне создание андреиды, эта работа, которую я делал одновременно со многими другими моими трудами, сохранялась в глубочайшей тайне.

Так вот. Под этим зданием на глубине нескольких сотен футов я обнаружил два весьма обширных подземелья, старинные усыпальницы алгонкинских племен, в незапамятные времена населявших эти края. Подобные tumuli [18] не такая уж редкость в Соединенных Штатах, особенно в районе Нью-Джерси. Я велел покрыть земляные стены главного подземелья толстым слоем базальта, добытого из лавы Андских вулканов. Во второе подземелье с чувством благоговения перенес я кости и мумии наших сахемов и тщательно замуровал его — полагаю, что навечно.

18

Усыпальницы (лат.).

Первая зала, таким образом, предоставлена Гадали с ее птицами (из какого-то непонятного суеверия мне не хотелось оставлять девушку с ее интеллектом в полном одиночестве). Это своего рода царство чудес. Все подчинено здесь действию электричества — как я уже говорил, мы оказываемся как бы в царстве молний, окруженные живыми токами, каждый из которых получает питание от самых мощных моих генераторов. Да, там-то она и живет, наша молчаливая Гадали. Она сама, еще одна женщина да я — только мы трое знаем секрет пути туда. И хотя спуск вниз таит в себе, как вы сейчас сможете убедиться, опасность быть заживо погребенным для того, кто решается его совершить, я был бы удивлен, если бы сегодня пас настигла такая катастрофа. Что до прочих обстоятельств, то наши шубы оберегут нас от пневмонии, которую без этой предосторожности мы легко могли бы схватить во время пребывания в этом длинном и узком подземном проходе. Спускаться мы будем со скоростью пущенной стрелы.

— Да это сущая фантастика, — улыбаясь, сказал лорд Эвальд.

— Дорогой мой лорд, — произнес Эдисон, внимательно всматриваясь в лицо собеседника, — к вала, сдается мне, возвращается часть утраченного было юмора. Это добрый знак!

Оба стояли неподвижно с зажженными сигарами в зубах. Длинные меховые шубы были плотно застегнуты. На шляпы они накинули большие капюшоны.

Эдисон пошел вперед — они направлялись в тот таинственный угол лаборатории, откуда впервые появилась Гадали.

— Признаюсь, — продолжал Эдисон, — что в иные минуты, когда я особенно нуждаюсь в одиночестве, я отправляюсь к ней, этой чародейке, заговаривающей все мои заботы. Особенно, когда дракон какого-либо открытия вдруг коснется моего мозга невидимым своим крылом. Тогда я отправлюсь туда, чтобы она слышала меня, когда я говорю тихонько сам с собой. Затем я возвращаюсь на поверхность Земли с уже готовым решением проблемы. Это моя нимфа Эгерия.

Шутливым тоном произнося эти слова, инженер тронул колесико ка-кого-то аппарата, вспыхнула искра, и, словно по волшебству, распахнулись створки в стене.

— Начинаем спуск, — продолжал Эдисон, — ибо воистину, для того чтобы достичь идеала, следует вначале пройти через царство кротов.

Затем, указывая на драпировку пpoёмa и пропуская вперед лорда Эвальда, он с легким поклоном тихо и серьезно произнес:

— Проходите первым, дорогой лорд.

Книга третья

РАЙ ПОД ЗЕМЛЕЙ

I

Facilis descensus Averni [19]

19

Легок спуск через Авери (ит.).

Мефистофель. Поднимайся или опускайся — все равно!

Гете. Фауст. Часть вторая.

Они перешагнули освещенный порог.

— Держитесь за эту скобу, — сказал Эдисон, указывая лорду Эвальду на металлическое кольцо, за которое тот и ухватился.

Затем, взявшись за чугунную рукоятку, скрытую за муаровыми драпировками, инженер с силой рванул ее на себя.

Беломраморная плита у них под ногами дрогнула и стала медленно опускаться. Она была заключена в клеть, имевшую форму параллелограмма, и скользила по четырем направляющим; это и была, стало быть, та самая «могильная» плита, которая прежде доставила наверх Гадали. Какое-то время Эдисон и лорд Эвальд скользили вниз. Свет, видневшийся сверху, уходил все выше, все дальше. Провал действительно был глубоким, и спуск казался бесконечным.

«Любопытный способ путешествия в поисках Идеала», — думал лорд Эвальд, стоя рядом со своим спутником, который за все время спуска не проронил ни слова.

Механизм погружался все глубже в земные недра. Вскоре оба оказались в глубочайшей тьме среди сырой и непроницаемой мглы, пропитанной землистыми испарениями, от которых кровь стыла в жилах. Мраморная плита не замедляла хода. И далекий свет наверху; еще слегка различимый, казался теперь лишь отдаленной звездой — должно быть, они находились уже на очень большом расстоянии от этой последней точки света, от человеческого мира. Потом исчезла и звезда. Лорд Эвальд ощутил себя внутри глубокой бездны. Однако он ни единым звуком не нарушил молчания, которое упорно продолжал хранить изобретатель.