Булатный перстень
Шрифт:
— Ты что задумал, Михайлов? — спросил Ероха. — Полагаешь, они прямо тут, из канала вплавь уйдут? Так мы ж из воды их всех не вытянем, долбать мой сизый череп! Уйдут на тот берег — и поминай как звали!
— Не трещи, сделай милость. И раздевайся.
— Опять?
— Да. Нам ведь они все не надобны. Нам нужен только Майков.
— Так… — сказал Ероха. — Не проще ли взять его на суше?
— Черт его знает. Не улетит же он в небо! Побежит по валу туда, что сомнительно, или поплывет. Скорее поплывет, — ты ж тут сам бултыхался, для нас это дело обычное.
— Для нас… — повторил Ероха. — Коли так — Усов, принимай мои портки!
— Крестник, помоги мне в лодку забраться, — велел Михайлов. — Треклятая нога. Что-то я сегодня многовато ходил. Слушай, хозяин…
Это относилось к лодочнику.
— Что вашей милости угодно? — спросил тот.
— Давай-ка выгрузим нашу добычу. Поставь ее ну хоть в воду, развязавши ноги, а ты, мичман, отконвоируй к пристани, сдай Ржевскому. Знаешь, что сказать?
— Что часовой, выставленный на мысу.
— Как сенатор хочет — так пусть им и распоряжается. Пистолеты еще не разрядил?
— Нет.
— Давай оба сюда.
— Мы на рубле срядились, — сказал лодочник. — Поскольку ночью, и в шесть весел, и бог весть на какой срок…
— И что, тебе мало?
— Было бы нам с молодцами не мало, кабы не ваша, сударик, война с пленными. Кто вас знает, для чего людей в плен берете…
— А если полтину набавлю, то и вопроса не будет?
— А ежели рубль — то хоть самого господина Елагина.
— Два, стало быть, рубля. Разорюсь я с этим «Нептуном», — сказал Михайлов. — Ну, черт с тобой, дядя. Пользуйся моей добротой! Мичман, принимай пленного!
— Так точно, господин капитан! — бойко ответил Родька. — Эй, ты, пошевеливайся.
— Слава богу, — заметил Михайлов, когда Родька отошел подальше. — С этих бесов станется и лодку перевернуть, а он с поломанной рукой не выплывет. Крестник, прыгай в лодку! И тащи меня туда!
— Сделаем иначе, — возразил Ероха. — Михайлов, держись за меня! — И с некоторой натугой поднял Михайлова на руки.
— Теперь знаю, каково быть прелестницей, — сказал тот. — А ты плыви под прикрытием лодки.
Ефимка с Михайловым устроились на носу. Ероха, ежась, вошел в прохладную воду и поскорее пустился вплавь по-лягушачьи, не поднимая брызг.
Михайлов правильно понял маневр Майкова. Vir Nobilis, догадавшись, что их здание рушится, решил уйти с Елагина острова сперва вплавь, а потом уж и думать, как выпутываться из беды. С собой он увлек четверых — двое были членами «Нептуна», служившими в адмиралтействе, двое — легко ранеными офицерами с «Дерись». Все пятеро разделись донага, а одежду с обувью туго свернули с тем, чтобы, плывя на спине, держать ее на груди. Да и плыть-то было — пять минут, не более.
Братья раздевались под мостом, с тревогой поглядывая на ту лодку, что все это время болталась посреди пруда и не пожелала откликнуться на их зов.
Опасения оправдались — лодка, подойдя к берегу, взяла кого-то на борт. И тут же гребцы вспенили воду веслами. Это были сильные и опытные гребцы, недаром за труд просили хорошие деньги. Они действовали слаженно и четко, лодка неслась к мосту быстрее самого ловкого пловца. С перепугу беглецы вздумали уходить саженками и, переворачиваясь, растеряли свое имущество. Но на середине Большой Невки лодка их нагнала, и мало того — на ней синим пламенем вспыхнул фальшфейер, рассыпая искры и освещая лица.
— Я вижу тебя, Майков, — громко сказал Михайлов. — Сдавайся.
— Пошел к черту, — отвечал Vir Nobilis.
— Сдавайся, говорят тебе. Если добровольно — может, какие послабления выторгуешь.
— Не нуждаюсь, — отрубил Майков.
— Не нужно было тебе мой перстень воровать. Вся его ценность — в том, что он откован из первого тульского булата, — сказал Михайлов. — А теперь я знаю, что за пакет твой человек из кронштадского госпиталя передал чухонскому лодочнику. Так что лучше сдавайся и не увеличивай количество своих грехов.
— И не подумаю.
— Добром прошу.
— На черта мне твое добро… — И тут Майков ушел под воду.
— Vir Nobilis! — закричал один из его спутников, плывя к тому месту, где исчез Майков.
— Назад! Ты на мушке! — предупредил Михайлов. — Крестник, стреляй!
Выстрел громыхнул, пуля срезала клок мокрых волос.
— Второй будет в глаз, — предупредил Ефимка. — Мне в Туле доводилось пистолеты пристреливать, а этот — нашего дела, добрый пистолет! Только перезаряжу…
— Собинин, ты, что ли? — спросил ошарашенного выстрелом пловца Михайлов. — Ты ему все равно не поможешь. Потому хотя бы, что правды о его проказах не знаешь. Плыви лучше к острову, о себе позаботься. Крестник, что там?
Он слышал за спиной возню, означавшую скорее всего, что нахлебавшегося воды Майкова поднимают в лодку.
— Сделано, — вместо Ефимки отвечал Ероха.
— Залезай. Молодцы, как его втянете — по веслам и… и на восток. Обогнем остров и выйдем к причалам, понятно?
— Чего ж не понять! Поберегись! — крикнул пловцам лодочник. — И — раз! И — два!
Но когда лодка обогнула мыс, Михайлов велел убавить скорость. Майкова, уложив поперек Ерохина колена кверху задом, привели в чувство, выгнали из него воду, и он яростно откашливался.
— Что, Михайлов? — спросил Ероха. — Ловко я его?
— Тебе бы цены не было, кабы не водка, — проворчал Михайлов. — Ну, Майков, слушай. Знаешь ли, куда мы тебя доставим?
— Прямиком к Шешковскому, — был ответ. — Чего ж от тебя еще ждать? Ну, везите! Думаешь, я молчать стану, упираться?
— Нет, думаю, не станешь. Всю сотню братцев своих выдашь и правильно сделаешь.
— Сотню?! — Майков рассмеялся. — Сотню! Это ты, Михайлов, старые новости наконец услыхал! Сотню! Да у нас на каждом корабле, на каждом фрегате свои люди! Нас тысяча! И еще прибавляются!