Булатный перстень
Шрифт:
— Ты выгнал Настасью? — изумился Михайлов.
— Со всеми узлами и коробьями. Злыдню бессердечную в доме терпеть не намерен… Поди, у меня там уже и дитя народилось…
— Ты в своем уме?
— В своем, в своем, чистую правду говорю, вот те крест. Брюхатая баба к нам забрела — да рожать собралась. Баба эта… — произнес Новиков и осекся, когда во второй раз прозвучало заполошное «караул!».
Минуты полторы спустя до слуха долетел топот множества ног. Какие-то люди бежали — похоже, к Мойке.
— Дядя Ефрем, посвети-ка, — попросил Новиков, и на воду легла дрожащая полоса фонарного света. — Где это они гоняются?
— Да и к нам кто-то скачет…
Это оказался молоденький гребец.
— Дядька Ефрем, там что-то стряслось, кого-то бьют!
— Ну вот, стоило на пять минут отойти! — возмутился Усов. — Я побегу, взгляну!
— Погоди! Дядя Ефрем, отгреби-ка к фарватеру… а то, вишь, шлюпка мешает…
Мойка в том месте была сажен двадцати в ширину, двух мощных гребков хватило, чтобы лодка оказалась в месте, откуда просматривался берег.
Михайлов поднял фонарь повыше. Зрение у него было отменное, да и слух не хуже. Довольно близко, в полусотне шагов, на воде началась возня — двое, спустившись в суденышко, пытались отчалить; наконец им это удалось, но грести они не стали, лодочка сама пошла по течению, ее потащило под мост…
— Что за притча? — прошептал Новиков. — Весел у них, что ли, нет?
И тут к большой шестивесельной шлюпке подбежали люди, поочередно прыгнули в шлюпку, один сел к рулю, шлюпка начала маневр — ей нужно было оказаться на просторе, чтобы набрать скорость.
— Глянь, Ефимка, да это ведь погоня, — сказал Новиков.
— Вижу…
Михайлов тоже сообразил, что творится на воде. Дядя Ефрем подогнал шлюпку к спуску.
— Сползай осторожненько, — велел Михайлов Новикову, — не то опрокинешь наш фрегат. А ты, Усов, прыгай сюда! В тебе весу — как в воробье. Посмотрим, что там затеяли…
Глава пятнадцатая
ВСТРЕТИЛИСЬ…
Александра ухватилась за протянутую руку. Рука была сильна неимоверно — выдернула ее из воды, так что она легла животом на борт и быстро перевалилась в лодку.
— Слава богу, — сказал бас, только что призывавший «сюда, к нам, не бойся». А другой голос, загадочно знакомый, спросил:
— Ты, сударь, часом не Нерецкий ли?
— Нет, — ответила Александра.
— Да пустите же на берег! Я их догоню! — не унимался молодой голос.
— Правь к берегу, дядя Ефрем, да не к тому — к другому, к Васильевскому. Вон, туда! — велел бас. — Ефимка, готовься, для тебя швартоваться не станем.
Александра не знала, как быть. Мокрая одежда раздражала, холодила тело, любимый кафтан уплыл, волосы впору было выкручивать. Вместе с кафтаном пропал кошелек: были бы деньги — наняла бы лодочника, доставил бы к самому дому, а там на поварне еще не остыла печь… Хотя первым делом следовало бежать, искать на улицах десятских, сообщать в полицию, что Нерецкий похищен и увезен в лодке!..
— Пошел, крестничек!
Человек со знакомым голосом осветил уходящие в воду деревянные ступени. Другой перепрыгнул на них, взбежал, повернулся:
— Сколько могу — буду преследовать! — И топот бегущих ног вскоре затих вдалеке.
— Эй, эй! Дорогу-то к моему домишке помнишь? — загремел бас. — Ты мужиков спрашивай — где флюгер корабликом! Как что разведаешь — тут же ко мне!
— Вот ведь неуемная душа, — произнес знакомый голос, вроде и неодобрительно, однако с примесью зависти. — Ну, сударь, кто ты таков и отчего в воде оказался?
Это относилось к Александре.
— Превратности судьбы, — кратко отвечала она.
— Эй, да ты, сдается, не сударь, а сударыня! — догадался бас. — Ну, Михайлов, славную рыбку мы выудили! Ну-ка посвети! Дядя Ефрем, правь к берегу! Даму надобно обсушить!
— Нет, на Васильевском мне делать нечего, — быстро сказала Александра. — Если бы вы были столь любезны и доставили меня поближе к Миллионной, то век бы вам была признательна…
Она уже выстроила план — накинуть хоть какое платьишко, обуться, взять с собой кого-то из людей и возвращаться на Вторую Мещанскую. Там наверняка что-то выяснится — дворня из губернаторского дома вышла помочь кучеру Семену, может статься, уже позвали десятских, которые ночью должны ходить по улицам; Семен непременно рассказал, кто его ударил…
Михайлов, узнанный окончательно, осветил Александру, но она успела отвернуться и сидела с независимым видом — настолько, насколько это вообще возможно, вымокши насквозь.
— Поворачивай, дядя Ефрем, — распорядился бас, — да только неладно получается, в мокром-то… Вы скиньте все с себя, мы глядеть не станем, и завернитесь ну хоть в мой подрясник…
— Благодарю, не надо.
— Ты спроси эту даму, точно ли с ней в лодке был Нерецкий, — буркнул Михайлов.
— Что вам за дело до Нерецкого?
— Есть дело, впрочем, я не представился… Капитан второго ранга в отставке Новиков, — сообщил бас и, приподняв зад над сиденьем, кое-как поклонился. — А это — товарищ мой, капитан второго ранга Михайлов, прошу любить и жаловать.
Михайлов недовольно фыркнул.
«И надо ж было тому случиться, что именно они выудили меня из воды, — подумала Александра, — экая насмешка Фортуны. И ведь признал, оттого и сердится, оттого и нос воротит!»
— Вы почтили нашу лодку своим присутствием… — продолжал Новиков.
— Это было вовсе необязательно, я хорошо плаваю! — перебила Александра. — Лучше, чем полагается даме из хорошего общества, — строптиво добавила она. — И я бы прекрасно сама добралась до берега. Вы же видели — я не тонула, на помощь не звала!
— Ах, сударыня, тот, кто тонет, редко орет, он лишь глаза таращит да руками по воде бьет, — сказал Новиков. — И голову задирает, и рот невесть зачем разевает, и задыхается с перепугу. Коли не знать этих признаков, то и не всегда догадаешься, что опасность велика.