Булгаков
Шрифт:
Вот мои первые беспорядочные строки в связи с новыми страницами творчества М. А., с которыми я имел счастье познакомиться — благодаря Вам, почему и прошу Вас принять выражения моей глубокой признательности». После этого письма переписка П. с Е. С. Булгаковой прервалась на пятнадцать лет, чему, вероятно, среди прочего, способствовала и «идеологическая» оценка П. главного булгаковского романа. Автор письма, сам отнюдь не сочувствуя революции и последующим событиям, уже усвоил правила игры и зорко следил за «антиреволюционностью» и «крайней реакционностью» в литературных произведениях, стремясь сгладить крайности в оценке новой власти. Очень скоро осторожность П. плавно перешла в подлость. В 1944 г. он написал донос на своего университетского соученика и друга философа и филолога Алексея Федоровича Лосева (1893–1988). По свидетельству вдовы Лосева Азы Алибековны Тахо-Годи, П. обвинил ее мужа в идеализме, лишив его возможности занять кафедру логики в МГУ, которую в награду получил сам.
Последнее из известных писем П. Е.С. Булгаковой датировано 21 декабря 1955 г. Из текста видно, что письму предшествовал перерыв отношений (П. благодарил «за внимание и память»), а само оно было ответом на присылку книги булгаковских пьес (М. Булгаков. Дни Турбиных. Последние дни.
Какой стиль! Ведь ни одного лишнего слова, а образы вспыхивают как живые при максимально сжатом тексте». П. не дожил трех лет до первой публикации столь высоко оцененного им романа «Мастер и Маргарита».
«ПОХОЖДЕНИЯ ЧИЧИКОВА», фельетон, иногда определяемый также как маленькая сатирическая повесть. Имеет подзаголовок «Поэма в 10-ти пунктах с прологом и эпилогом». Опубликовано: Накануне, Берлин — М., 1922 г. 24 сент. Перепечатано: Бакинский рабочий, 1922 г. 9 окт. Вошел в авторские сборники: Дьяволиада. М.: Недра, 1925 (2-е изд. — 1926 г.); Роковые яйца. Рига: Литература, 1928. Герои поэмы Николая Гоголя (1809–1852) «Мертвые души» (1842) здесь погружены в атмосферу пореволюционной России, где особенно вольготно чувствуют себя в эпоху нэпа. Порой они парадоксально, почти мистически совпадают с реальными современниками Булгакова. Так, упоминаемые в фельетоне банды капитана Копейкина, будто бы отнявшие у Чичикова деньги, отпущенные на электрификацию, ассоциировались в сознании части тогдашних читателей не только с гоголевским героем, но и с действительно существовавшим капитаном Копейкиным, выходцем из солдат, возглавившим крупное антисоветское восстание крестьян в Саратовской губернии в 1918 г. Отметим, что из Саратова была родом Т. Н. Лаппа, первая жена Булгакова.
П. Ч.
– это сатира не столько на «гримасы нэпа», сколько на то общее разрушение нравственных и моральных устоев, которое произвела революция. Булгаков учитывал следующую характеристику революционной стихии, данную философом Н. А. Бердяевым в статье «Духи русской революции» (1918): «По-прежнему Чичиков ездит по русской земле и торгует мертвыми душами. Но ездит он не медленно в кибитке, а мчится в курьерских поездах и повсюду рассылает телеграммы. Та же стихия действует в новом темпе. Революционные Чичиковы скупают и перепродают несуществующие богатства, они оперируют с фикциями, а не реальностями, они превращают в фикцию всю хозяйственно-экономическую жизнь России. Многие декреты революционной власти совершенно гоголевские по своей природе, и в огромной массе обывателей они встречают гоголевское к себе отношение. В стихии революции обнаруживается колоссальное мошенничество, бесчестность, как болезнь русской души. Вся революция наша представляет собой бессовестный торг торг народной душой и народным достоянием. Вся наша революционная аграрная реформа, эсеровская и большевистская, есть чичиковское предприятие. Она оперирует с мертвыми душами, она возводит богатство народное на призрачном, нереальном базисе. В ней есть чичиковская смелость. В нашем летнем герое аграрной революции было поистине что-то гоголевское. Немало было также маниловщины в первом периоде русской революции и в революционном Временном правительстве. Но «Мертвые души» имеют и глубокий символический смысл. Все хари и рожи гоголевской эпопеи появились на почве омертвения русских душ. Омертвение душ делает возможным чичиковские похождения и встречи. Это длительное и давнее омертвение душ чувствуется и в русской революции. Потому и возможен в ней этот бесстыдный торг, этот наглый обман. Не революция сама по себе это создала. Революция — великая проявительница, и она проявила лишь то, что таилось в глубине России. Формы старого строя сдерживали проявление многих русских свойств, вводили их в принудительные границы. Падение этих обветшалых форм привело к тому, что русский человек окончательно разнуздался и появился нагишом». П. Ч.
– это «Мертвые души», прочитанные Булгаковым глазами Бердяева в контексте русской революции.
ПРОДОЛЖЕНИЯ «МАСТЕРА И МАРГАРИТЫ». На сегодняшний день известны два романа, продолжающие «Мастера и Маргариту». По странному совпадению, оба романа изданы в Твери — «Возвращение Воланда, или Новая дьяволиада» (1993) московского писателя Виталия Ручинского (1933 г. рождения) и «Первый из первых, или Дорога с Лысой горы» (1995) тверского журналиста Виктора Куликова (1955 г. рождения). Оба романа представляют собой лишь очень бледные копии булгаковского произведения. У Ручинского Воланд со свитой возвращается в Москву 1990–1991 гг., у Куликова — в Тверь середины 1990-х. «Возвращение Воланда» — это сатирический роман, где «ершалаимские сцены» не нашли никакого отражения. В «Первом из первых» же есть претензия не только на сатиру, но и на философию. Последняя воплотилась в своеобразном продолжении «древней линии» «Мастера и Маргариты». Ряд персонажей «тверских сцен» одновременно является второстепенными персонажами булгаковской истории Иешуа и Пилата, причем в «Первом из первых» данные персонажи превратились в главных действующих лиц. Это — секретарь Понтия Пилата Иоанн, принявший имя освобожденного разбойника Вар-Раввана (он же исполнительный директор проходящего в Твери Фестиваля актеров российского кинематографа Александр Александрович Дикообразцев) и иудейская куртизанка Анна, его возлюбленная (она же — актриса Анечка Измородина). В романе Куликова, помимо Воланда и свиты, действуют также некоторые другие герои «Мастера и Маргариты», в частности Афраний, который в современности превращается в киноведа-алкоголика Слюняева. Дикообразцев также выступает в роли Мастера, а в ершалаимской линии романа его Иоанн (Вар-Равван) является вариацией Иешуа Га-Ноцри, продолжателем учения «бродяги из Назарета». Измородина — это также и Маргарита, а ее иудейка Анна является «ершалаимским» аналогом главной булгаковской героини. В древней части «Мастера и Маргариты» не было персонажа, функционально тождественного Маргарите, и Куликов решил восполнить этот «недостаток». В отличие от Булгакова, у него «ершалаимские» сцены идут не законченными главами, а возникают внутри «тверских»
Роман Ручинского не поднимается выше фельетона, в котором высмеивается интеллигенция эпохи перестройки. Повествование заканчивается провалом августовского путча, причем к поражению ГКЧП приложили руку Воланд со свитой. В книге узнаваемо спародированы драматург Михаил Филиппович Шатров (Маршак) и его нашумевшая в конце 80-х пьеса о Ленине «Дальше, дальше, дальше!» (Шатрову (в романе — Шуртяеву) отведена роль Берлиоза), главный режиссер МХАТа Олег Николаевич Ефремов, завлит МХАТа Анатолий Миронович Смелянский — автор монографии и ряда статей о творчестве Булгакова, главный режиссер московского театра «Современник» Галина Борисовна Волчек (в «Возвращении Воланда» — Валерия Гряжская, выступающая как аналог Маргариты) и др. Академик Евгений Максимович Примаков, например, стал прототипом Евдакова, выполняющего в романе функции Бездомного. В качестве Мастера Ручинский вывел писателя Якушкина, в отличие от прототипа не наделенного чертами гениальности. Из немногих запоминающихся сатирических находок в романе стоит отметить идею слияния коммунистического государства и православной церкви (глава «Обком звонит в колокол»). В последние предпутчевые месяцы происходит всеобщее «добровольно-принудительное» крещение населения, церковники вступают в партию, а партийные руководители становятся церковными иерархами. Происходит «сплошная иконизация населения»: «В подъездах государственных, партийных и муниципальных учреждений были вывешены иконы (понятное дело, с целью воспрепятствовать проникновению нечистой силы). Вахтерам предписывалось бдительно следить за тем, чтобы персонал оных учреждений, равно и посетители непременно крестились на иконы при входе и выходе. В служебных кабинетах тоже планировалось развесить иконы по мере налаживания массового их изготовления полиграфической промышленностью. Здесь можно вспомнить отца Звездония из «Москвы 2042» Влад. Войновича. Одной из основных мишеней сатиры Ручинского является Ленин, точнее попытки части лево-либеральной интеллигенции сохранить «хорошего Ленина» в противоположность «плохому Сталину». На практике эта тема к моменту публикации «Возвращения Воланда» (1993) уже потеряла актуальность.
В современной части романа Куликова основные герои не имеют конкретных узнаваемых прототипов. Те персонажи, которые легко можно идентифицировать с реально существующими актерами (Алексей Обулов — Александр Абдулов, Катя Беспутина — Маша Распутина, Кирилл Филлеров — Филипп Киркоров и др.), являются лишь эпизодическими. Сатира, довольно поверхностная, направлена на нравы актерского мира, провинциальной прессы и бюрократии. Но сатирическая линия имеет в «Первом из первых» куда меньшее значение, чем в «Возвращении Воланда». Куликов претендует на развитие философии булгаковского романа. Однако не идет дальше противопоставления стремлению к покою, присущему булгаковскому Мастеру, воле к деятельному преобразованию окружающего мира, которой обладает Дикообразцев-Вар-Равван. Единственный же «политический персонаж» — глава правительства Макар Электросилыч (в древних сценах Толмай), наделенный некоторыми чертами бывшего российского премьер-министра Виктора Степаныча Черномырдина. Электросилыч, в разгар бала сатаны умирающий от инфаркта, перед смертью в ершалаимской своей ипостаси воссоединяется с возлюбленной и умирает счастливым. «Свобода, любовь, легкость» любви ставятся автором выше любой самой удачной политической или артистической карьеры.
«ПРОПАВШИЙ ГЛАЗ», рассказ. Опубликован: Медицинский работник, М.,1926, №№ 36, 37, с подстрочным примечанием: «Записки юного врача». П. г. входит в состав автобиографического цикла «Записки юного врача». Описанная в П. г. операция по поводу огнестрельного ранения действительно была произведена Булгаковым, когда он работал земским врачом в селе Никольском Сычевского уезда Смоленской губернии. В удостоверении, выданном ему Сычевской земской управой 18 сентября 1917 г., среди проведенных врачом Булгаковым операций значилось и «под хлороформенным наркозом удаление осколков раздробленных ребер после огнестрельного ранения». Близко к приводимому в П. г. и число больных, зафиксированное в этом документе: 211 стационарных и 15361 амбулаторных. В рассказе цифры немного другие, но также свидетельствующие о высоком медицинском профессионализме автора: «За год, вот до этого вечернего часа, я принял 15 613 больных. Стационарных у меня было 200, а умерло только шесть». Тем не менее, в П. г., в отличие от других рассказов «Записок юного врача», акцент сделан на ошибках главного героя, хотя и не приводящих к трагическим последствиям и даже обставленных юмористическими подробностями. Вывод, который делает автор: «Значит, нужно покорно учиться». Только в момент создания П. г. Булгаков относил это утверждение уже не к медицине, а к литературе. В дневниковой записи 6 ноября 1923 г. в связи с отзывом редактора журнала «Россия» И. Г. Лежнева (Альтшулера) (1891–1955) о рассказе «Псалом» («великолепен, «как миниатюра» («я бы его напечатал»)») автор П. г. отметил: «Страшат меня мои 32 года и брошенные на медицину годы, болезни и слабость. У меня за ухом дурацкая опухоль… уже два раза оперированная. Из Киева писали начать рентгенотерапию. Теперь я боюсь злокачественного развития. Боюсь, что шалая, обидная, слепая болезнь прервет мою работу. Если не прервет, я сделаю лучше, чем «Псалом».
Я буду учиться теперь. Не может быть, чтобы голос, тревожащий сейчас меня, не был вещим. Не может быть. Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним — писателем.
Посмотрим же и будем учиться, будем молчать».
Размышления о своем писательском призвании были вызваны у Булгакова грустной «медицинской» темой и преломились в П. г. — рассказе тоже на «медицинскую» тему. Внутренний голос убеждает героя П. г. в необходимости учиться. В тот момент Булгаков еще рассматривал себя в литературном плане учеником, которому предстоит быстро овладеть секретами писательского мастерства.
«ПСАЛОМ», рассказ. Опубликован: Накануне, Берлин — М., 1923, 23 сент. Вошел в сборник: Булгаков М. Трактат о жилище. М.-Л.: Земля и фабрика, 1926 (Библиотека сатиры и юмора). В П. отражена жизнь Булгакова в Нехорошей квартире — кв. № 50 в д.10 по Б. Садовой. Первая жена писателя Т. Н. Лаппа вспоминает атмосферу тамошней жизни: «Вообще дом был знаменитый… Кого только в нашей квартире не было! По той стороне, где окна выходят на двор, жили так: хлебопек, мы, дальше Дуся — проститутка; к нам нередко стучали ночью: «Дуся, открой!» Я говорила: «Рядом!» Вообще же она была женщина скромная, шуму от нее не было; тут же и муж ее где-то был недалеко… Дальше жил начальник милиции с женой, довольно веселой дамочкой…