Бумажные души
Шрифт:
– Я смотрел… Вы тоже заметили сходство?
– Да, он поразительно похож. Кроме, может быть, глаз.
Миккельсен включил два стоявших на столе монитора.
– Там на потолке четыре камеры, по одной в каждом углу. Трансляция идет вот на эти мониторы.
Камеры захватывали всю допросную. Луве убедился, что все происходящее будет записано.
– Сейчас я вызову соцработника и адвоката. Минуту…
Пока Лассе устанавливал связь, Луве и Олунд рассматривали мальчика, почти неподвижно сидевшего по ту сторону стекла.
–
– Не нужно, – сказал Луве. – Не обижайтесь, но мне не хотелось бы, чтобы он видел меня в вашей компании.
Лассе положил руку ему на плечо.
– Ну что же, удачи. Тревожная кнопка под столом, хотя она вряд ли понадобится.
Луве не пошел в допросную напрямую, через дверь, которой две недели пользовались полицейские, соцработники и адвокаты. Он вышел в коридор.
Другую дверь допросной охраняли два надзирателя. Когда Луве попросил одного из них отпереть, тот усмехнулся.
– Это вы должны решить, выслать его или нет?
– Выслать?..
– Да. Он же не подкидыш какой-нибудь. Он нелегальный беженец. Вы что, не понимаете?
– Вот как… – Луве указал на дверь. – Если вы мне откроете, мне будет проще разобраться, кто он.
Охранник пожал плечами, улыбка на его лице увяла. Он достал карту-ключ и ввел код.
– Прошу. Захотите выйти тем же путем – стучите.
Луве набрал воздуху в грудь и шагнул в кабинет.
В допросной оказалось прохладнее, чем в коридоре. Тихо гудел кондиционер.
– Здравствуй, меня зовут Луве Мартинсон, – сказал Луве. – Ты не против, если я присяду?
Мальчик без имени и истории смотрел на Луве глазами из другого мира.
Ларс Миккельсен не особенно любил кино. Возможно, за годы службы в полиции он провел слишком много времени, просматривая записи изнасилований с камер видеонаблюдения, и все, что хоть как-то касалось видео, для него несло на себе отпечаток уныния.
У одного его бывшего коллеги была исключительная память на лица, которая выражалась в том, что он везде видел киноактеров. У ленты заграждения мог нести вахту Аль Пачино, Мэрил Стрип дежурила в вестибюле полицейского управления. Сам Лассе не умел так улавливать сходство, но в случае Каспара ошибиться было невозможно. Лассе взглянул на экран телефона с кадром из “Смерти в Венеции” Лукино Висконти: пляж, одетый в матроску андрогинный Тадзио, которого сыграл Бьёрн Андресен, а рядом одержимый им немолодой мужчина. А может, того мужчину привлекала юность сама по себе.
Лассе не помнил, в чем заключалась идея фильма, но смотрел его пару раз в образовательных целях. Есть круги ада, а есть адские круги педофилии. Мальчику из “Смерти в Венеции” было четырнадцать, мужчине – за пятьдесят.
Лассе закрыл сайт и стал смотреть, как Луве заходит в допросную. Ладно, Луве не захотел, чтобы Каспар связывал его с людьми, которые допрашивали парня, подумал
– Здравствуй, меня зовут Луве Мартинсон. Ты не против, если я присяду?
Мальчик, насколько Лассе смог разобрать, никак не отреагировал. Луве поставил сумку – коричневый кожаный портфель – на пол рядом с пустым стулом напротив Каспара.
– Если ты не хочешь, чтобы я садился за стол, подай мне какой-нибудь знак, ладно?
Новая акустическая система была что надо. Лассе ясно слышал дыхание, шорох одежды. Он никак не мог привыкнуть к тому, насколько отчетливо звучит голос в динамике. Казалось, что говорящий совсем рядом, хотя на самом деле до него несколько метров. Звукоизоляция каким-то образом влияла на восприятие реальности: одностороннее стекло казалось огромным телеэкраном, звук следовал с задержкой.
Луве стоял, молча глядя на Каспара. Каспар не отрываясь смотрел на него. Секунды убегали, и Олунд повернулся к Лассе.
– Что он делает?
– Не знаю.
Лассе молча считал секунды. Когда он досчитал до сорока, Луве осторожно приблизился к столу и сел напротив Каспара.
Через зеркало Гизелла обоих было видно в профиль – не лучший вариант для наблюдения за мимикой. Одна камера показала мальчика с более удачного ракурса, и Олунд увеличил картинку. Луве тем временем положил портфель на стол.
Лассе покосился на другой экран, где шла видеоконференция с представителем социальной службы и адвокатом. Соцработница из администрации района, женщина лет тридцати, наблюдала за разговором из своего кабинета в паре километров от полицейского от управления. Адвокат, сидевший в Кунгсхольмене, только в другом кабинете, рассеянно листал документы, разложенные на столе. Оба смотрели ту же трансляцию, что и Лассе с Олундом. Правил пока никто не нарушал, и им оставалось только молча наблюдать.
Луве, все так же молча, расстегнул портфель и заглянул в него, после чего снова щелкнул замочком, ничего из портфеля не достав.
О чем думал Каспар, понять было невозможно, но мальчик не спускал с Луве глаз.
Прошла минута; ничего как будто не изменилось, но, когда мальчик пошевелился и Луве тут же повторил его движение, Лассе начал догадываться, что происходит по ту сторону стекла.
Каспар рефлекторно моргнул – и Луве моргнул. Каспар сглотнул, пошевелил губами. Луве сглотнул, пошевелил губами.
Мельчайшие, еле уловимые движения. Не разглядишь, если не знать, на что смотреть.
– Понимаешь, что делает Луве? – спросил Лассе через пару минут. Олунд кивнул:
– Отзеркаливает.
Наконец Луве улыбнулся Каспару и встал. Не говоря ни слова, он повернулся к мальчику спиной, подошел к двери и постучал.
Через несколько секунд замок щелкнул, охранник открыл дверь, и Луве вышел в коридор. Каспар смотрел на дверь, которая снова закрылась. Кто-то из наблюдавших за процессом по видеосвязи кашлянул.