Бумерит
Шрифт:
– Чтобы спокойно править миром, нарциссическому эго необходимо уничтожить всё, что мешает его всемогуществу: научные истины, моральные принципы и всё остальное, что может представлять угрозу позиции «Не указывайте мне, что делать!» Поэтому все истины без разбора были объявлены социальными конструктами. Но если я могу доказать, что любые требования, которые ко мне предъявляются, это всего лишь произвольные социальные конструкты, тогда никто ни в праве ничего от меня требовать, и точка. Я свободен оставаться маленьким уникальным, никому ничем не обязанным суверенным астероидом, потому что «Никто не вправе указывать, что мне делать!»
– «Я занял своё место», – Хлоя продолжила читать вслух «Философию в будуаре» [75] . –
75
Приведённая здесь цитата, вероятно, является вольным пересказом одного из эпизодов романа де Сада «Жюстина, или несчастья добродетели», поскольку именно там, а не в книге «Философии в будуаре», фигурируют персонажи Роден и Розали. – Прим. пер.
– Да, Батаю далеко до маркиза, – только и мог сказать я.
– Друзья, хочу ещё раз заметить, что я не отрицаю таких важных истин, открытых Фуко, как изменчивые эпистемы и генеалогическое развитие, – говорит Пауэлл. Её речь становится всё эмоциональней. – Я говорю о радикальном и чрезмерном использовании его идей, когда утверждается, что любая истина произвольна и является инструментом власти. Но именно так идеи Фуко используют бумеры. В любом из написанных бумерами исследований трудов Фуко якобы разоблачается социальное конструирование абсолютно всех истин в абсолютно всех областях человеческого знания: в биологии, математике, кулинарии, сексе, зоологии, музыке, геологии, астрономии, фонологии, лингвистике, истории, геометрии… Предполагается, что ни одна истина не имеет под собой никаких реальных оснований, и что все истины навязаны структурами власти: сексизмом, расизмом, евроцентризмом, логоцентризмом, фаллоцентризмом, и далее по списку самых ужасных угнетателей. Речь идёт не просто о том, что некоторые истины имеют социально сконструированные компоненты, которые могут использоваться для дискриминации, а о том, что все истины полностью сконструированы. Это и есть главная истина плюралистического релятивизма, доведённая до самой безумной крайности вмешательством бумерита.
Аудитория издала звук, похожий одновременно на хрип и на стон, люди завертелись и заёрзали на своих стульях. Над залом загрохотал голос Пауэлл.
– Если всё знание социально сконструировано, значит, никто не вправе указывать, что мне делать, – заорала она. – Бумерит, побуждаемый доконвенциональными импульсами и отказавшийся от конвенциональных уровней, присвоил себе несколько постконвенциональных лозунгов, чтобы доказать, что его эго способно конструировать, а значит, и деконструировать реальность. Таким образом, эго бумерита получило ту неограниченную власть, в обладании которой обвиняло всех остальных, став официальным языком социального
Речь Пауэлл превратилась из хирургической операции в процесс свежевания, и всё же от неё захватывало дух. Я оглядел аудиторию и вдруг почувствовал, что мне хочется защитить бумеров. Если Пауэлл говорила правду, они должны были чувствовать себя просто опустошёнными.
– Мам, привет, это я.
– Привет, милый. Как тебе живётся в твоём компьютерном царстве?
– Да всё нормально. А как ты, мам? У тебя всё хорошо?
– Да, дорогой. Я теперь преподаю йогу в «Y». Неплохо, правда?
– Здорово, мам, просто здорово. От папы что-нибудь слышно?
– Ну, может, это не самые свежие новости, но две недели назад я получила от него письмо. Он пишет, что его проект по борьбе со СПИДом теперь действует и в Замбии, хотя, похоже, там у него много проблем. Знаешь, он совершенно вымотался. Он слишком много работает.
– Да, мам, я знаю. Я за него рад.
– Да, милый, мы все за него рады.
Каролина наклонилась ко мне. Удивительно, но на этот раз она совсем не злилась.
– Ладно, я согласна кое с чем из того, что говорит Пауэлл. Её манера меня убедила, хотя иногда она перегибает палку.
Скотт наклонился к нам.
– Её манера? Ты хотела сказать, манера лесбиянки?
– Сделаю вид, что я этого не слышала. Я говорю о том, что она признаёт истинность взглядов Фуко и…
– Частичную истинность.
– Да, частичную. И она доказывает, что если всерьёз верить всему, что говорил Фуко, можно слишком далеко зайти. Она приводит отрицательные и положительные следствия его взглядов и очень понятно всё объясняет. В отличие от Ван Клифа.
– Ну, он говорил о том же, – сказала Ким, – просто у Лизы удивительный дар: её хочется слушать, даже когда она на тебя кричит.
– Ван Клиф чересчур странный, замороченный и напряжённый. В нём слишком много всего.
На стене загорелся слайд № 7. На нём не было ничего, кроме фразы «Деррида и деконструкция».
– «Хизер, любовь моя, подойди ко мне и пусть твой сладкий зад станет оправданием огню содома, который сжигает меня. Ах, у него самые прекрасные ягодицы… самые белые! Пока я буду входить в него, пусть Евгения встанет на колени и сосёт его член, и пусть она подставит свой зад Шевалье, который погрузится в него. Мадам Сент-Энж следует сесть на спину Августину и предоставить свои ягодицы мне – я буду их целовать. Немного нагнувшись, мадам сможет стегать Шевалье плетью. Вот так! Какая же тугая задница у этого негодника! Мадам, позвольте мне, предаваясь траханью, щипать и кусать вашу прекрасную плоть».
– Хлоя, у маркиза что, так и написано – «траханье»?
– Ну да, Кен, так и написано.
– Ну, окей.
Лиза Пауэлл осмотрела зал, улыбнулась и, воспользовавшись затишьем, установившимся после бури, продолжила вступление, немедленно вызвав новую бурю.
– Ещё одна традиция, пытавшаяся воскресить Другого рациональности, берёт начало в работах Ницше; Ницше наследует Хайдеггер, а Хайдеггеру – Жак Деррида с его деконструкцией, которая, сделав важный вклад в дело плюрализма и контекстуализма, стала жертвой бумерита, стремящегося деконструировать мир и установить над ним власть своего эго.
– По странному стечению обстоятельств, в академической среде постмодернизм распространялся не философами, а, мягко говоря, неискушёнными в философских тонкостях литературными критиками. На это была одна простая причина: литературных критиков в первую очередь интересует, как интерпретировать текст. В чем смысл «Гамлета», «Войны и мира», «Трамвая „Желание“»? Найти интерпретацию этих текстов не так просто, как может показаться на первый взгляд. В сущности, мы создаём и понимаем смысл практически необъяснимым образом, поэтому интерпретация – очень запутанное дело.