Бумерит
Шрифт:
Несколько дней я бродил по лабиринтам мыслей. Оттолкнувшись от ошеломляющей новости о бессмертии, мой ум начал писать глупый научно-фантастический роман. Чем заняться человеку, у которого в запасе 200 000 лет жизни? Ну, для начала, сразу после рождения нужно положить в банк под проценты один цент и на какое-то время оставить его в покое. К тому времени, как вам исполнится 400 (а в этом возрасте жизнь только начинается), вы станете миллиардером. Если вы будете вести беспорядочную половую жизнь, то примерно к 120 000 годам переспите со всеми на планете. Это, конечно же, вызовет у вас депрессию, вы пойдёте к психоаналитику и первые 5 000 лет консультаций потратите на разбор отношений с матерью.
Каково это вообще – прожить 200 000 лет? А вот как: представьте
77
Имеется в виду бойня у ручья Вундед-Ни (декабрь 1890 г.), когда отряд американских солдат расстрелял 350 безоружных индейцев сиу, среди которых были женщины и дети. – Прим. пер.
– Хлоя, а ты знала, что скоро человек будет жить 200 000 лет, если только с ним не произойдёт несчастный случай или что-нибудь подобное. Ты хоть понимаешь, что это значит?
Мне показалось, что Хлоя задумалась.
– Значит, мне придётся очень-очень много раз обновлять гардероб.
– Ну, моя сладенькая, а если серьёзно…
– Вообще-то, не представляю себе, как такое возможно.
– Это как с машиной. Если всегда парковать её в положенном месте и раз в семь лет менять все детали, как долго машина сможет функционировать?
– Вечно, потому что ты каждый раз ставишь новые детали. Хочешь сказать, то же самое произойдёт с человеческими телами?
– Да, так сказал этот Кравиц. Причём, речь не идёт о замене человеческих органов механическими частями, хотя такое тоже будет возможно – смысл в том, что все клетки организма будут постоянно самообновляться. Теоретически, не существует такой причины, по которой человеческое тело не должно или не может жить вечно. Но, как говорит Кравиц, в человеческом организме есть встроенный механизм смерти, вероятно необходимый для эволюции. Он рассказывал о теломерах, пределе Хейфлика, гормоне смерти… Если выключить эти механизмы, тело будет непрерывно обновляться, совсем как машина, части которой ты постоянно меняешь.
– Надо не забыть вложить средства в долгосрочные облигации.
Хлоя не придаст этому особого значения, потому что она ничему не придаёт особого значения. Но мне дурно от этих мыслей, они мучат меня, я не могу с ними справиться. Я не могу дышать.
Чем заняться человеку, которому дана такая длинная жизнь? Я серьёзно. Я уже три дня находился в оцепенении, когда на меня снизошло озарение, ставшее четвертым самым большим потрясением в моей жизни. Когда человек испробует все внешние виды деятельности и развлечений, увидит все места на планете, всё сделает, везде побывает, со всеми переспит, примет все наркотики (главное, чтобы не было передоза!) – когда он завершит все внешние поиски, ему не останется ничего другого, как начать
И на этом мой научно-фантастический роман пока остановился. Больше всего в нём меня тревожило то, что он не был научно-фантастическим. Это был передний край сегодняшней большой науки. Научный факт, а не научная фантастика. И одно я знал точно: вверх по спирали сознания будут подниматься не только наделённые искусственным интеллектом боты или кремниевые формы жизни (с этим вопросом я уже давно разобрался), но и углеродные формы жизни, потому что им больше нечем будет заняться. Кремний и углерод побегут наперегонки по величественно развёртывающимся волнам сознания, но я точно не знал, где именно находится финишная черта. Кажется, Хэзелтон говорила, что над бирюзовым есть и другие уровни?
Доткомов синдром смерти был только верхушкой необъятного айсберга. Разумеется, нам, детям интернета, грозила опасность перегореть, потому что мы сами сжигали прошлое и открывали миру новые возможности: гигаквантовый эволюционный скачок, подобного которому прежде невозможно было даже представить. Какой-то тонкий мазохизм заставил меня даже гордиться своим поколением, погибающим от доткомова синдрома смерти. Такая смерть представилась мне медалью за вклад в приближающийся скачок в гиперпространство.
Так моя жизнь обрела новый вектор: удивительный поворот судьбы снова свёл вместе углерод и кремний, и непонятным для меня образом это было связано с той самой неуловимой спиралью сознания.
В моём научно-фантастическом повествовании то и дело звучит голос Хэзелтон.
– Вывод прост: что является отправной точкой для интегрального сознания второго порядка? Зелёный мем.
– Что мешает нам прямо сейчас осуществить скачок к интегральному сознанию? Фиксация на зелёном меме.
– Какова основная причина фиксации на зелёном меме?
– Бумерит.
Хлоя смотрит на меня.
– А что, если она права?
– Не знаю, Хлоя, правда, не знаю. Слишком много информации сразу, очень много. Хлоя, ты знаешь, что два из трёх самых больших потрясений в моей жизни произошли на прошлой неделе?
– Ты забыл, какой рукой мастурбируешь, или не туда поставил упаковку с пивом?
– Да нет, слава богу, всё не так плохо. Это совсем не связано… это о том, что мы… это невероятное открытие… знаешь, эта спираль… в общем, потом расскажу. Но я хочу знать: а что, если Хэзелтон права?
– Я первая спросила об этом, сладкий мальчик.
– А, точно. И каков же ответ, Хлоя? Что, если она права?
– Ниспровергай, разрушай, деконструируй. Пробуя свои силы, зелёный мем сверг многие традиционные ценности, от которых давно стоило отказаться, и инициировал серию беспрецедентных по своей значимости реформ, касающихся защиты окружающей среды, гражданских прав, прав женщин, равных прав при устройстве на работу, защиты потребителей и здравоохранения. Всё это навсегда останется заслугой зелёного плюрализма и чувствительной самости, протянувшей руку помощи страдающему и мучающемуся Другому.