Бумерит

Уилбер Кен

Именно об этом мы говорили с Джорджем! О том, насколько сложно и, наверное, даже невозможно, запрограммировать в компьютер возможность интерпретации.

– Друзья мои, мы наконец-то добрались до постмодернизма, так что слушайте внимательно, – улыбнулась Пауэлл. – Рассмотрим два простых словосочетания: «репчатый лук» и «деревянный лук». Очевидно, что слово «лук» в этих двух фразах имеет разные значения. Получается, значение слова «лук» не определяется самим этим словом? Да, значение зависит от контекста предложения, в котором употреблено слово. В свою очередь, значение предложения зависит от контекста языковой системы, которая зависит

от неязыковых практик, и так далее до бесконечности. Получается, что любой смысл и любое знание до некоторой степени зависят от различных контекстов, и, поменяв контекст, вы меняете смысл. Мы уже знаем, что эта точка зрения, впервые открытая зелёным мемом, называется контекстуализмом, и что она, по крайней мере частично, объясняет природу человеческого знания. Просто замечательно! – широко улыбнулась Пауэлл.

Я повернулся к Ким, чтобы сказать, что лекция сегодня не из простых, но вовремя прикусил язык.

– Что ты хотел, Уилбер?

– Да ничего. Отличная лекция, правда?

– Друзья мои, теория деконструкции Дерриды стала чрезвычайно популярна, так как в ней впервые были сформулированы эти важные идеи. Как пишет Джонатан Каллер в книге «О деконструкции», деконструкция основывается на двух принципах: все смыслы зависят от контекста, и число контекстов бесконечно. Иными словами, оказалось, что те истины, которые считались универсальными, совершенно справедливыми и которым необходимо было подчиняться, на самом деле зависят от изменчивых контекстов. А поскольку число контекстов в прямом смысле бесконечно (у каждого контекста есть свой контекст), то смысл становится неустойчивым, превращаясь в постоянную игру с контекстами, знаменитую «цепь означающих» или «множественность смыслов».

– Во многом согласуясь с контекстуализмом в том смысле, в котором его понимали Хайдеггер, Гадамер и Витгенштейн, это осознание могло бы быть очень важным, если бы американские бумеры так яростно не вцепились в него и не сделали его чем-то большим, чем оно на самом деле являлось. То, что все истины и смыслы зависят от контекста, вовсе не означает, что они произвольны, относительны и стоят на зыбучих песках капризной культуры. Алмаз режет стекло вне зависимости от того, какие слова мы используем для обозначения «алмаза», «стекла» и «процесса резки».

– Но бумерит преувеличил зависимость истины от контекста настолько, что все истины стали казаться относительными и произвольными, а все смыслы стали отвергаться, разрушаться и деконструироваться. Бумерит провозгласил, что «смысл – это фашист», потому что смысл меня ограничивает, а ведь никто не смеет меня ограничивать! На любой ваш смысл я могу найти такой контекст, который его отвергнет, деконструирует и лишит силы, потому что, раз число контекстов бесконечно, я могу играть со смыслом в самые легкомысленные игры, и «никто не вправе указывать, что мне делать!»

– «Друг мой, Вы можете кусать и щипать меня, как вам вздумается, но, предупреждаю вас: я отомщу. Клянусь, что каждый раз, когда вы будете делать мне больно, я буду пердеть вам в рот».

– Хлоя, у маркиза что, так и написано: «пердеть вам в рот?»

– Ну да, Кен, написано.

– Ну, окей.

– Я всё ещё читаю выдержки из «Философии в будуаре» – знаменитого и горячо любимого постмодернистами текста о трансгрессии и деконструкции конвенциональной морали.

– Да, да, я знаю.

– «Господь всемогущий! Вот это угощение! Что ж, посмотрим, сдержите ли

вы слово. Ему в нос ударяет зловонный газ. Ох, вашу мать, какая вкуснотища! Ах, мой ангел, это божественно. Оставьте немного на прозапас, и вы сами убедитесь, что я буду с вами крайне жесток… я использую вас самым бесчеловечным образом… Вашу мать! Я больше не в состоянии терпеть… Я готов разрядиться! Он кусает и бьёт её, она без остановки пердит. Смотри же, что я сделаю с тобой, моя прекрасная сука!.. ещё раз сюда и туда! Изо рта и задницы Евгении течёт всё, что туда наспускали за четыре раза: у меня полный рот спермы и ещё пол пинты в заднице, и я…»

– Хлоя, ты только не думай, что меня не увлекает твоё чтение, но, эээ… давай ненадолго отвлечёмся от этого чудесного произведения.

– Но ведь это свобода, Кен, это деконструкция условностей, это обретение независимости, это…

– Слишком много труда ради одного оргазма, тебе так не кажется?

– Любимая деконструкторская забава бумерита – это взять текст – философский, художественный, религиозный или любой другой, и показать, что на самом деле он означает обратное тому, что в нём утверждается, что текст сам себя опровергает. Например, мы могли бы сказать – это очень упрощённый пример, так что не обессудьте – мы могли бы сказать, что текст «Понятие об истине опирается на понятие о лжи» претендует на истинность, хотя опирается на ложь. Иначе говоря, используя эту технику, можно деконструировать любые общепринятые истины, конвенциональные ценности и моральные структуры. Вы можете деконструировать буквально всё, что захотите.

Пауэлл улыбнулась, помолчала, подошла к краю сцены.

– Но, как заметили некоторые наблюдательные критики, писатели-постмодернисты не пытались деконструировать значения слов «зарплата», «повышение», «постоянный контракт» или «прибавка к зарплате».

Всплески смеха в аудитории.

– Бумеры сразу принялись выжимать из деконструкции всё, что можно – к середине 1970-х Жак Деррида стал самым цитируемым в научном сообществе теоретиком литературы. Во-первых, на деконструкции можно было сделать карьеру: достаточно было взять текст (книгу, пьесу, фильм, сюжет или любой другой продукт культуры), созданный другими людьми, и деконструировать его. Раньше, чтобы ваша работа была опубликована и вам предложили постоянное место в университете, нужно было написать, создать, сконструировать что-то новое – теперь для этого можно просто ломать старое.

– К тому же деконструкция даёт бодрящее ощущение превосходства. Эта игра особенно нравится тем людям, которые, не обладая выдающимися творческими способностями и блестящим интеллектом, всё же хотят почувствовать, что они выше остальных. Деконструкция предоставила способ возвышения над великими произведениями искусства и философии: достаточно выдернуть из-под них ковёр. Простота этих действий сделала их излюбленным инструментом бумерита и самым распространённым новым методом критики текстов.

– Во-вторых, с помощью деконструкции я могу избавиться от власти «текста», могу отказаться от любых требований, которые он ко мне предъявляет. В американской традиции деконструкции под словом «текст» понимается совершенно любая сущность, то есть, деконструируя тексты, я могу полностью избавиться от любых ограничений и требований к моему эго. Ведь главное для меня, это то, чтобы никто не смел указывать, что мне делать!

Жидкие аплодисменты, сопровождающиеся, как обычно, стаккато неодобрительных выкриков. Деконструкция по своей сути оказалась способом проецирования и повышения статуса эго. Если это правда, или хотя бы, как, кажется, утверждает Пауэлл, отчасти правда, бумерам нелегко было проглотить такую горькую пилюлю.