Бунт на «Кайне»
Шрифт:
Не успел Вилли ступить на родную землю, если так, конечно, можно было назвать дощатый настил причала, как сразу очутился в объятиях миссис Кейт.
— Родной, родной, родной! — повторяла она. — О, как хорошо, что ты снова дома!
Осторожно высвободившись из объятий матери, Вилли встретился взглядом с Мэй и улыбнулся.
— Мама, — сказал он, взяв ее и Мэй за руку, — познакомься, э… это — Мари Минотти.
Часть IV. Увольнение на берег
16. Увольнение на берег
Вилли и Мэй сидели под высокой
— Да будет огнепад!
И, разорвав темноту, с вершины скалы красным каскадом сверкающих углей обрушился огромный огненный столб. А где-то в ночных сумерках музыканты-ковбои заиграли грустную мелодию. Вилли и Мэй поцеловались.
Вскоре, взявшись за руки, они направились к отелю. Длинный коридор, украшенный разноцветными индийскими портьерами, шкурами и рогами животных, привел их к блестевшему красным лаком лифту. Они вышли на третьем этаже.
Вот и прошла долгая зимняя ночь. Вилли снова был у себя в номере. Он в блаженном оцепенении упал в кресло. Перед глазами все еще была Мэй, в белой ночной сорочке, с рассыпавшимися по обнаженным плечам каштановыми волосами. Она улыбалась ему, когда, простившись, он закрывал за собой дверь. Почти идиллическая картинка. Откуда ему было знать, что потом, сжавшись в комочек на стуле, Мэй горько плакала.
Старая как мир история: молодой человек возвращается с войны, он жаждет встречи с любимой, в порыве нетерпения забывает обо всем, как и ждавшая его девушка, которая готова сделать все, чтобы он почувствовал себя счастливым. И вот, прощай благоразумие! Вилли не представлял, что он может заставить Мэй силой покориться ему. Он всегда боялся обидеть ее. Их отношения без близости были полны радости и очарования. Он не принуждал ее ни к чему и этой ночью. Просто так случилось. Все произошло так еще и потому, что оба прочитали немало книг, которые отметали всякие условности, считали запреты наивными пережитками прошлого и утверждали, что все нормы морали относительны и зависят лишь от места и времени. Прибывая в полном блаженстве, Вилли был абсолютно уверен, что книги говорили чистую правду. Мэй почему-то не была в этом так уверена. Так или иначе, что случилось, то случилось.
Через несколько часов Мэй позвонила ему и, когда выяснилось, что Вилли тоже давно проснулся, они поспешили встретиться.
Сквозь высокое стрельчатое окно столовой им были хорошо видны отвесная скала, темно-зеленые сосновые леса на фоне белого снега, покрытые вечными снегами далекие вершины Сьерры.
Глядя в окно, было особенно уютно ощущать себя здесь, за этим столиком, покрытым тонкой скатертью, на котором были свежие цветы в вазе, аппетитная яичница и горячий кофе. Наклонившись к Мэй и блаженно вздохнув, Вилли сказал:
— Это обошлось мне в сто десять долларов, но это того стоит.
— Сто десять долларов? За что? За два дня, что мы здесь?
— Нет, нет, что ты. Это был выкуп, чтобы уйти в увольнение.
Он рассказал Мэй о злополучном затонувшем ящике со спиртным, как Квиг начал было мямлить что-то, когда он попросил у него увольнительную на трое суток, и в конце концов сказал: «Знаешь, Вилли, сдается мне, что этот ящик на твоей совести». На что он, не задумываясь, ответил: «Сэр, всю ответственность за допущенную мною оплошность я беру на себя и постараюсь никогда больше не повторять таких ошибок. Единственное, что я могу сделать для вас, сэр, это как-то возместить потерю, которая произошла по моей вине, и я надеюсь, что вы мне в этом не откажете». Услышав такое, Квиг сразу переменился и, добродушно заметив, что энсин не будет энсином, если он не совершает ошибок, милостиво согласился дать ему увольнительную.
Мэй была поражена услышанным. Она стала расспрашивать о его жизни на «Кайне», и пока он рассказывал, все больше приходила в ужас. А история со Стилуэллом потрясла ее до глубины души.
— Боже мой, этот Квиг, да он… да он просто чудовище, маньяк!
— Ну, в общем, да.
— Что же, и на флоте так везде?
— Ну что ты, нет, конечно. А капитан, что был до Квига, был отличный малый, к тому же прекрасно знал свое дело.
Эти слова слетели с его уст раньше, чем он успел подумать, как резко он переменил свое мнение о Де Вриссе.
— И ты ничего не можешь предпринять?
— Что, например?
— Ну, я не знаю. Пожаловаться на него адмиралу. Написать письмо Уолтеру Уинчеллу. Ну что-нибудь в этом роде?
Вилли усмехнулся и положил свою руку на руку Мэй. На мгновение оба замолчали. Затем Мэй приложила к губам салфетку, открыла сумочку и начала умело и быстро подкрашивать губы маленькой кисточкой, которую опускала в баночку с румянами. Вилли никогда не видел, чтобы так накладывали косметику, и ему показалось, что она делает это слишком искусно. Однако он отогнал от себя эту неприятную мысль, сказав себе, что у певицы из ночного бара должны быть свои профессиональные секреты. В голове, однако, мелькнула успокоительная догадка: если бы Мэй обедала с его матерью, вряд ли бы она вытащила из сумочки эту кисточку. Говорят, что влюбленные умеют читать мысли друг друга, поэтому, убирая кисточку, Мэй внимательно посмотрела на него и вдруг сказала:
— Как мило со стороны твоей мамы, что она позволила тебе вот так сбежать от нее на несколько дней.
— Но, вообще-то, дорогая, я почти всегда поступаю так, как сам считаю нужным…
— Я знаю, но после того, как она пересекла всю страну, и все такое, ты вдруг бросаешь ее одну…
— Я не просил ее приезжать. Ее появление было для меня полной неожиданностью. И потом, она еще останется, а ты уедешь. Так что все нормально. Она все понимает.
— Хотела бы я знать, — начала было Мэй с грустной улыбкой. Вилли сжал ее руку и оба слегка покраснели. — Что она обо мне думает? — закончила она вопрос, который испокон века задают миллионы девушек.
— Она считает, что ты просто прелесть.
— Ну уж конечно… Нет, правда, что она сказала? Я имею в виду на пристани, когда я ушла и вернулась в гостиницу? Что она тогда сказала?
Вилли вспомнил неловкую сцену встречи на пирсе, извинения, натянутые улыбки, поспешный уход Мэй и слова матери: «Ну-ка, ну-ка, мне кажется, у моего Вилли появились тайны от его старенькой мамы, а? Она очень хорошенькая. Наверное, манекенщица или статистка?»
— Она сказала, если я точно помню: «Какая красивая девушка».