Буревестник
Шрифт:
Обо всем этом он когда-нибудь расскажет сыну, а тот, широко раскрыв темные, как у отца, глаза, будет не перебивая слушать. Но это наступит еще не скоро, когда кончится война, а сейчас поговорить со своими можно только в письме, да и то в коротком — на длинное нет времени, да и вряд ли нужно зря волновать родных описанием такого полета: им и так трудно.
И летит в Ташкент, где в это время находилась семья Степаняна, очередное лаконичное письмо с вопросами о сыне, о жизни в тылу, о себе там написано немного: «Здоров, воюю нормально».
Почему
13
Степанян «воюет нормально», именно так, как надо воевать: яростно и безжалостно, но спокойно. А Степаняну трудно было быть спокойным: сама его энергичная натура требовала быстрых решений. Но Нельсон сдерживался, он знал, что в бою спокойствие и выдержка — важное оружие. Глядя на Нельсона, всегда можно было узнать, что он недавно вернулся с боя: сильнее становился акцент, голос звучал громче, походка — энергичнее и быстрее. Он с увлечением рассказывал товарищам о прошедшем бое, хвалил кого-то, кого-то ругал…
Все знали, когда Степанян возвращался с задания, он всегда собирал свое звено и только после этого возвращался обратно.
Боевые ордена украшают грудь отважного летчика: орден Красного Знамени и орден Ленина свидетельствуют о его боевом мастерстве. О его делах появляются лаконичные заметки и газетах. Вот что мы читаем в «Правде» от 17/VIII 1942 года.
«Группа самолетов, ведомая капитаном т. Степаняном, обнаружила три транспорта противника. Несмотря на грозовую облачность и плохую видимость, летчики атаковали врага. На транспорте, груженном боеприпасами, водоизмещением в 3 тысячи тонн, произошел сильный взрыв. Транспорт затонул».
А было это так.
…Обыкновенный августовский день на Балтике. Серый, туманный. Море тоже какое-то недовольное: шумит, бросает белые грязные лохмотья пены на берег. И как всегда, ветер. Степанян ведет свою машину над Финским заливом, привычно внимательно приглядываясь к темной поверхности воды. Только очень опытный летчик может обнаружить цель в такой обстановке. Вдруг Нельсон заметил вражескую шлюпку. Конечно, это не цель, достойная штурмовика, но трудно удержаться от искушения отправить на тот свет хотя бы нескольких гитлеровцев.
Через несколько секунд все кончено. Уже ничто не нарушало темной глади залива.
Вернувшись на свой аэродром, Нельсон рассказал товарищам о своем трофее.
В ответ послышался общий смех. Действительно, штурмовой удар по такому объекту! Кровь бросилась в лицо Степаняну (он не переносил насмешек). Он и сам, конечно, знал, что это не цель, которой стоит гордиться, но он привык говорить все, не думая о производимом впечатлении. Да, так оно и было — потопил шлюпку!
— Товарищ командир, прошу разрешения на свободную охоту. — обратился он к командиру части.
Тот разрешил. И вот снова летит Нельсон над заливом, пристально всматриваясь в даль.
Свободную охоту разрешают не каждому, а только очень опытному и умелому летчику. Потому что он сам ищет цель в своем полете, не зная заранее, какая это цель и где он ее найдет. Это поиск. Найдешь цель — атакуй, но можно ее и не найти… Меняя направление полета. Степанян не отрывает глаз от горизонта. Кажется, повезло! Вдали показались движущиеся силуэты. Корабли! Покачиваясь на волнах, идут вражеские транспорты.
«Три транспорта. — автоматически отмечает летчик. — Самый крупный в центре».
Степанян направляется к желанной цели. Самолет все быстрее и быстрее несется вниз, повинуясь каждому движению рулей. К самолету, как цепкие жадные руки, потянулись трассы зенитно-пулеметных очередей. Ловко маневрируя, Степанян сбросил несколько бомб. Расчет был точен — поражен самый большой корабль. Взрывная волна яростно подхватила машину Степаняна и подбросила ее. Наши истребители охранявшие самолет Степаняна, шли намного выше, но и они почувствовали удар, такой силы была взрывная волна. Видно, транспорт вез боеприпасы, иначе не было бы такого эффекта.
Степанян на мгновенно потерял сознание, ему даже показалось, что он летит вниз, в разъяренное море. Но это ему только показалось. Руки сами делали свое дело, и вот машина снова выровнялась.
Вражеский транспорт, аккуратно разломившись на две части, уходил в воду. Кормы уже не было видно, а нос задирался кверху, как будто транспорт хотел еще раз вдохнуть свежий морской воздух.
Теперь можно было уходить: экипаж и груз надежно похоронены в море.
Самолет Степаняна приземлился на аэродроме.
Нельсон вылез из кабины и против обыкновения молча пошел к товарищам.
— Ну как, можно поздравить с новой шлюпкой? — поинтересовался кто-то.
— Спасибо. Шлюпку потопил, да заодно и транспорт, — сдержанно ответил Нельсон.
Но он не мог долго оставаться серьезным или сердиться на друзей. Он снова заулыбался и, уже смеясь, рассказывал какие-то подробности боя.
А через несколько дней он отправил домой письмо, адресованное жене, но посвященное сыну Вилику:
«Пусть простит он мне, что я не мог поздравить его с днем рождения (14 августа) и послать ему подарки. Но зато в честь своего сына я обрушил несколько сот килограммов бомб и тысячи патронов на гитлеровских бандитов, возмущающих покой нашего народа, и потопил транспорт водоизмещением и 3-тысячи тонн…»