Буревестник
Шрифт:
16
В училище летчики проходили так называемое «боевое применение». Сюда прибывали летчики из разных фронтовых частей и изучали теорию, осваивали новую технику. Обычно срок обучения был около полугода. Сначала шла теория, а последний месяц уже «боевое применение» — практика. Степанян руководил полетами и отвечал за них, но неоднократно просил командование отправить его на фронт. Ему отказывали — его мастерство и опыт нужны были и здесь. Если на фронте Нельсон не замечал времени, то здесь, казалось, минуты превращались в часы. Еще день прошел! Еще! И все похожие
Единственно, что порадовало Нельсона, это приезд жены с сыном. И эта радость совпала с тем, что он наконец-то добился своего и его должны были отправить в 47-й штурмовой полк, действовавший в Крыму.
…Фира никак не предполагала, что ей так мало придется побить с мужем. Но спасибо судьбе и за три дня, проведенные вместе, другим не выпадает и такой удачи. Конечно, днем Нельсон занят, хотя вырывает каждую свободную минуту, чтобы забежать и поиграть с сыном. Мальчишку не узнать, ведь он растет не так, как взрослые. Здесь каждая неделя имеет значение, а отец не видел его несколько месяцев!
И когда наступил день отъезда в Баку и когда поняли они, что ничего еще не решено и не сказано, уже пора было ехать на вокзал.
Степанян проводил своих и, как мог, удобно устроил их в вагоне. Затем как-то быстро попрощался и ушел. Поезд медленно набирал скорость, тяжело вздыхал и все норовил остановиться, потом разошелся и побежал, мерно отстукивая километры на стыках рельсов.
— Самолет летит! Смотрите, да как низко! — удивился кто-то из пассажиров.
Действительно, низко, почти рядом с крышей вагонов, летел тяжелый, знакомый Фире самолет. Это штурмовик, его горбатый силуэт ни с чем никогда не спутаешь.
— Папа летит! Это мой папа! — раздался звонкий детский голос.
У Фиры замерло сердце. Она бросилась к окну. Так и есть! Нельсон!
Она почувствовала, как в горле мгновенно вырос комок, а глаза наполнились слезами. Ей было невыносимо тяжело расставаться с мужем. Может быть, бывают на свете и лучшие мужья, бог с ними, но только Нельсон мог догнать поезд на самолете и промчаться почти у самого окна.
Он весь был в этом. Его нежность и любовь всегда были такими же по-ребячьи отчаянными, как этот полет, словно требовали выхода в озорных и веселых шутках. И именно поэтому ей никогда не было скучно с мужем. Они всегда жили о каком-то водовороте забавных розыгрышей, необычных подарков и долгих ожиданий. Она никогда не знала, что от него ждать. Он мог вдруг без предупреждения привести к обеду человек десять друзей и сказать:
— Товарищ Фира, прибыли в ваше распоряжение для получения обеда.
А она начинала притворно браниться, но не удерживалась и закатывалась от смеха.
— Для получения обеда, — отвечала она. — вам придется сначала слетать в магазин.
— С каких это пор, Фирочка, — округлял глаза Нельсон, — в магазинах кормят обедами? К тому же сейчас нелетная погода…
— Ну как хотите, — твердо говорила она, — или вы идете в магазин, или умираете голодной смертью.
— Нет, что ты! — в ужасе восклицал Нельсон, показывая на друзей. — Им еще рано умирать, они такие молодые…
И вот сейчас за окном рев штурмовика. Неохотно он обгоняет поезд, легко покачивает крыльями и снова уходит. Снова она будет ждать коротких писем и часами рассказывать сыну об отце. Таким и запомнила его Фира, неразрывно слитым с машиной, гордым, нежным, крылатым…
* * *
Война в разгаре. Гитлеровцы терпят одно поражение за другим. Миф о непобедимости немецкой
…Крым. Безмятежный Крым, который всегда ассоциируется с «лазурным морем» и «печальными кипарисами». Сейчас к этому небольшому треугольнику земли было приковано всеобщее внимание. Здесь окопались немцы, сюда стягивались многочисленные войска противника: пехота, кавалерия, морская пехота, авиация. Сюда подошли самоходные артиллерийские баржи, торпедные и сторожевые катера. Крымский полуостров стал бронированным кулаком, занесенным для удара в спину нашим войскам. Крым надо было освобождать во что бы то ни стало, и немалую роль должна была сыграть наша авиация. Да, сейчас Крым меньше всего напоминал привычный Крым с курортных открыток.
Но лучше всего об обстановке того времени и о боевых буднях наших летчиков может рассказать Герой Советского Союза Николай Васильевич Пысин, который уже сражался там. Тогда Пысин еще не имел высокого звания Героя, он только начинал воевать.
— Ночной полет на Анапу, — рассказывает летчик, — задача на первый взгляд простая: уничтожить на аэродроме самолеты противника. В двадцать три часа нанесли первый удар. Подожгли самолеты, бензосклады. Потом узнали, что уничтожили десять самолетов. Вернулись на свой аэродром. Снова подвесили бомбы и полетели вторично. Было около двух часов ночи, уже светало. Бомбить стало легче…
Так просто рассказывает об этом Пысин. И задание самое рядовое. И летчики самые обыкновенные люди, да к тому же еще молодые, только вступающие на боевой путь. На первый взгляд в этом нет ничего особенного. Обыкновенные рядовые будни. А сколько в этой обыденности скрыто героизма, мужества и скромности!
До этого времени штурмовикам не разрешали летать ночью. Не очень-то были приспособлены тяжелые машины для ночных полетов. Только потому, что служил Николай раньше на Дальнем Востоке, где летал на морских летающих лодках, был «лодочником», смог он быстро освоить штурмовик и подчинить себе боевую машину. Немногих рисковали отправлять в ночные полеты, но враг не ждет: его надо уничтожать и днем и ночью. Поэтому, когда Николай и его друг, тоже дальневосточник, Кошелев отправились ночью на задание, здорово волновались о них товарищи по полку. Вернулись. Снова взяли бомбы и полетели во второй налет. Вот тут-то и произошло непоправимое — сбили Петра Кошелева. После того как Петр взорвал бензосклад, его долго преследовал фашистский истребитель, вражеская пуля смертельно ранила летчика, и неуправляемый самолет камнем упал в море. Николай никак не мог поверить в смерть друга и долго сидел на КП — ждал его возвращения. Но тот так и не вернулся… Тогда Николай поклялся отомстить за друга.
Сейчас, вспоминая о тех днях, Пысин ничего не сказал о том, как во время очередного ночного налета на корабль противника подожгли его самолет. И как он, посадив машину в кубанские плавни за линией фронта, несколько километров нес на себе раненого стрелка. Полз, отдыхал и опять полз, упрямо стиснув зубы, и только смотрел: жив ли товарищ? Так и донес его до своих, перейдя через четыре лимана. Потом Николай пересел на другой самолет и снова включился в бой. Он сам об этом ничего не говорил, предпочитая рассказывать о своих товарищах, об их нелегкой фронтовой жизни.