Бурлаки
Шрифт:
— Правильное дело задумал, Захар, — поддержала его Варвара. — Ты погляди, как я из кооператива буржуев вытурила. А потом выбрали правление из бурлаков. Ко мне вчера из уезда приезжал, как его… что учит нас продовольственному делу… инструктор. Он во многих волостях побывал. Сказывает, везде беднота организуется. Соберитесь, мужики победнее, да и выберите комитет. А председатель Меркурьев пускай затылок чешет, да и Пирогов с ним вместе.
— Спасибо, Варвара Игнатьевна. Поеду сейчас за Каму стог дометывать, там и поговорю с мужиками. Айда, Сашка, со мной.
Переехали
— Мужики! — начал Захар. — Говорят, во всей губернии беднота сообща кулаков бьет, комитеты выбирает. А мы ничего не делаем. Богатеи на борках всю траву выкосили. Разве это порядок? И нам надо свой бедняцкий комитет.
В разговор вступил матрос Бородин:
— Слушай, Захар. Так нельзя делать. Комитет, комитет, а сам не знаешь, что за комитет, и я не знаю, и никто не знает. Хорошо, что ты призываешь бедноту сообща бороться за свою жизнь, только нельзя это делать с бухты-барахты. Сегодня посоветуемся об этом с товарищами из партийной ячейки, с Меркурьевым, а потом, если надо будет, проведем общее собрание бедноты, и не здесь, на лугах, а в исполкоме.
Вечером Бородин с Захаром явились к Меркурьеву, тот набросился на них:
— Что за тайное собрание! Почему ничего не сказали раньше! Что еще за комитет? Запрещаю!
Панин, присутствовавший при этом, заявил:
— Ничего здесь тайного нет. Беднота зашевелилась, хозяином себя почувствовала. И не запретишь! Когда трогается лед весной на Каме, попробуй его остановить!
А в июле в газете «Известия» мы прочитали декрет ВЦИК о комбедах.
— Владимир Ильич Ленин, — говорили крестьяне, — знает, в чем наша нужда. Стали бедняки объединяться, дошло это до товарища Ленина, и он о комитетах бедноты бумагу подписал.
Глава IV
УЧЕБНЫЙ БАТАЛЬОН
— Кто-то к исполкому подъехал. Не из уезда ли кого принесло? Первая весенняя птица, — так, услышав стук колес телеги, сказал Меркурьев и подошел к окну.
За всю зиму прошлого года и за весну восемнадцатого никто у нас из уездных и губернских работников не бывал. Живого руководства мы не чувствовали. Нам самим ездить за полтораста километров было некогда, а зимой из-за бездорожья — невозможно. Уездный исполком засыпал Меркурьева целым потоком разных инструкций, напечатанных на темной оберточной бумаге, многословных и невразумительных.
Мы получали центральную газету «Известия» и знали, что происходит на белом свете. На окраинах России начала поднимать голову контрреволюция. По Сибири, приближаясь к Уралу, ползли вооруженные заграничными империалистами белогвардейские банды…
В комнату вошел приезжий, бритый седой человек с маузером, и предъявил мандат.
— Предъявитель сего товарищ Бычков, — читал Меркурьев, — по приказу… назначается… волостным военным комиссаром… губвоенком С. Окулов.
Меркурьев повертел в руках мандат и уставился на новоявленного комиссара.
— Слушай,
— Алеша! Дорогой! А я-то думал, ты не узнаешь старика. — И они на радостях крепко обнялись.
— Еще один бурлак! — весело говорил Меркурьев. — Только тебя недоставало. Паша Ефимов — партийный председатель, Андрюха Панин…
— И Заплатный здесь?
— Андрей Иванович мельницей заворачивает и с контриками воюет. А это Сашка Ховрин — его правая рука. Тоже бурлак.
— Вот здорово! Ты, парень, не Николы Большеголового сын? — спросил меня Бычков.
Я ответил утвердительно.
— На Амуре видел твоего родителя. Тоже думает сюда перемахнуть, да едва ли. Там уже заваруха началась… Значит, вся команда в сборе? Машинист, капитан, матрос и буфетчик! Давай любой пароход — и вперед до полного!
— Что это за волостной военный комиссар? — спросил Меркурьев. — Я не слыхал такого.
— Вроде присутствия по воинским делам, — ответил Бычков. — Будем составлять учетные списки военнообязанных, учить парней военному делу. Ты, Меркурьев, помоги мне прежде всего найти делопута. Толкового надо. Всяческие там списки, военные билеты и прочее. Может быть, из военных писарей кто-нибудь найдется в волости? Кто у тебя есть? Давай, Меркурьев, помогай, Алеша.
— Никого нет подходящего. Из офицеров разве.
— А они партийные?
— Нашел партийных офицеров! Один Пирогов, да и он заведует земельным отделом.
— Беспартийного нельзя. Секретные бумаги. Понимаешь?
Меркурьев вдруг уперся своими рыжими глазами в меня. Я даже в сторону отвернулся.
— Кроме Сашки Ховрина, некого.
— А как наша работа с Паниным? — спросил я.
— Одно другому не помешает, — ухватившись за мысль Меркурьева, сказал Бычков. — Это даже очень хорошо. По рукам, товарищ!
На лучшем капитанском доме, брошенном хозяевами, появилась вывеска «Волвоенкомат».
Пришлось ехать за «канцелярией» в уезд. Я сам сочинил себе мандат:
«Дан сей мандат делопроизводителю Строгановского волвоенкомата товарищу Ховрину в том, что он командируется в уездный военный комиссариат по военным делам, и предлагаю под страхом революционной власти оказывать ему должное содействие. За неимением печати верить приложенной».
Перед отъездом пошел проститься с Финой. Застал ее в огороде: она поливала капусту. Я перемахнул через забор и крикнул:
— Фина! Сегодня в город еду! — Не дал ей опомниться и схватил за руку. — Понимаешь? В командировку!
Фина высвободила руку и сказала:
— Мне тоже надо в наробраз, к Алтынцеву.
— В чем же дело? Поехали!
— Я не готова.
— А что тебе готовиться? Переоделась, да и на пристань.
Мы шумно вбежали в дом, где жила Фина.
— Тетя! Я в город еду!
Старушка погрозила мне пальцем:
— Собрания у вас, лекции, теперь в город. Отбил ты у меня племянницу… Да ничего не поделаешь. Вы люди молодые, вам вместе жить, а нам умирать пора… Что же на дорогу-то собрать? Сегодня, как на грех, не стряпали.