Буря
Шрифт:
Он даже принялся тщательно высматривать дорогу, и, вскоре, действительно вышел на ту тропу, которая вела к терему. Вскоре, среди черных стволов стал проскальзывать леденящий свет, а Сикус вспомнил, как подробно, и с каким интересом расспрашивал его Хозяин про терем. Видно, его заинтересовало то волшебство, которое в этих стенах было сокрыто — по крайней мере, про спутников его, он расспрашивал всего минут пять, а вот про терем: не менее получаса.
И вот они вышли на лесной тракт, и тут орки, примолкшие было среди стволов, зашумели; стали ежиться от холода, и с руганью рокотать, что: «Это место колдовское; что…» — но тут
Замогильный, леденящий глас налетал на Сикуса:
— Ты говорил, что здесь двое заколдованных. Я вижу только одного.
— Действительно. — пробормотал Сикус. — Да, да — Мьера то и нету. Двадцать лет тут простоял, и сегодня я пробегал — он на месте был…
— Значит вернулся эльф Эллиор, не так ли?..
— Да, вполне возможно.
Однако, Хозяин и не слушал Сикуса — он был поглощен в свои размышления, и этот вопрос обращал к себе, окружающие же были столь ничтожны для него, что он и не обращал на них никакого внимания. Он размышлял вслух:
— Это меняет все дело. Известно, что из терема помимо главного есть еще три выхода. У каждого можно поставить значительный отряд — у меня двести орков; но с помощью волшебства этот эльф прорвется хоть через тысячу этаких болванов. Я сам должен встретиться с этим Эллиором.
Тут он проехал немного вперед, и остановился над тем проходом, из которого выходила за несколько часов до этого Вероника с Ячуком. Теперь, разбившие лед черные воды поднялись много выше прежнего и клокотали в полуметре от земли. Ступеньки уходили в воду, и видно было, как вода эта все пребывала. Так же слышен был треск, который перекатывался и под ногами коня, и вообще по значительной части тракта.
— Так. Выходит, что один из выходов уже затоплен. Остаются еще два, и главные ворота. Как же устроить, чтобы он не ускользнул…
И тут он вспомнил про Сикуса; дернул его за цепь, и пророкотал:
— К тебе есть еще одна служба. Исполнишь ее, так получишь не только свободу, но и золото; уберешься куда-нибудь на юг, выстроишь себе домик, и будешь жить до кончины мирно. Сейчас ты пойдешь в терем; и придумаешь все что угодно, чтобы привлечь к себе их внимание; чтобы они собрались в какой-нибудь зале рядом с тобой, и были поглощены твоим рассказом. На все про все у тебя минут пятнадцать. Но, если не исполнишь, ежели надумаешь обмануть — так знай, что моя воля всегда будет рядом, и, стоит мне только захотеть, как остановиться твое сердце. Запомни: за обман — смерть. Ведь, именно смерти ты теперь боишься более всего?
Сикус задрожал, пробормотал: «Да, я готов!» — и бросился было к дому, однако, совсем позабыл про свой ошейник: в результате — едва не переломил шею, и, когда потемнело у него в глазах; когда, от боли в шейных позвонках, он не мог пошевелить головою — застонал от ужаса; и еще лепетал слабым голосом:
— Ведь, я еще не переломил себе шею? Ведь, я еще жив?..
По знаку Хозяина подскочили два орка, отцепили ошейник. Ледяной голос вещал:
— Запомни: ты не должен был растерянным. Всегда думай о чем говоришь. Помни: через пятнадцать минут все их внимание должно быть приковано к тебе…
Сикус застонал от ужаса; от жажды избавиться от всей этой боли, и, спотыкаясь на каждом шагу, бросился навстречу леденящему свету. Он уж и не помнил, как ворвался в залу, как по коридору ворвался на поле с золотистыми стенами. Но там его подхватили сильные руки Эллиора, и сразу пришло к Сикусу облегчение — чем-то светлым, легким, как давно уже позабытые запахи пшеничных полей, повеяло на него от этих рук, от теплых, мягких эльфийских очей. Он с самым искренним счастьем воскликнул: «Вернулся!» — и зарыдал.
Но тут он увидел Веронику, и задрожал, вырвался от Эллиора и упал пред ними на колени — ему страшно было смотреть на эту девушку — страшно от того, что всегда почитал ее, как святую; пред которой сам являлся совершенным же ничтожеством, на которую он и взглянуть боялся. Надо ли говорить, что чувствовал он теперь, после всего того, что совершил.
И вот она встала перед ним на колени, и, обхвативши его за плечи своими легкими ручками, зашептала:
— Я уже все знаю. Мне Хэм рассказал. Он лежит здесь неподалеку, отдыхает. Ты ничего страшного ему своим камнем не сделал — он уже простил тебя и… все тебя простили. Мы знаем, как ты мучаешься, мы знаем от чего ты мучаешься; и знай, знай — вот посмотри мне в глаза и поверь, что ты для меня, как равный, как любимый брат. То, что было в прошлом, то в прошлом и осталось; а теперь, после всех этих мучений, ты переродился…
— Да, да. — слабым, мучительным голосом выдохнул из себя Сикус; однако, голову так и не решил поднять — так и лежал, уткнувшись лицом в эту теплую, плодовитую землю.
А к этому времени Хэм окреп уже настолько, что мог уже ходить самостоятельно, вот он и подошел, и, усевшись на росшую рядом большую репу, спрашивал:
— Так где ж ты был?.. Мы то уж испугались, что тьма лесная тебя поглотила…
— Ах, да! — подхватил его голос Сикус. — Сейчас я вам расскажу, где я все это время был.
И тут он вскочил на ноги, постарался поскорее от них отвернуться, выкрикнул, пронзительным, надорванным голосом:
— Так все ли здесь?! Мне, ведь, именно, чтобы все здесь собрались надобно. Это такая история, такая история…
— Да, Мьера сейчас нету… — начал было Эллиор.
— Где ж этот Мьер то?! Ведь, мне именно, чтобы все меня слушали надобно! — тут Сикус зарыдал, и у него уж был нервный припадок, так как слишком истомлено было его сознание: слишком многое пережил он за последние часы — он хотел бы забыться в ласкающем его свете, а тут приходилось так вот надрываться; и он, дрожа, чувствуя, как из носа его капает кровь, забормотал. — Мне, ведь, понимаете ли, непременно надобно, чтобы все были! А вы спросите сейчас: а почему? Я ж вам и отвечу: потому, что подлец я. Потому что нет твари худшей, чем я. Ну, а большего, пока этот Мьер не появиться, не расскажу.
Все переглянулись, а затем подошла Вероника, и добрым голосом, молвила ему:
— Вам бы отдохнуть хорошенько надобно. Вот полежите вы, несколько часиков выспитесь, а потом все нам и расскажете; да за чашкой чая — Эллиор и этого сокровища маленький мешочек нам принес. А Мьер сейчас в туннель пошел — перекрывает его, чтобы вода нас затопила.
— Так, значит, никак этого Мьера вызвать нельзя?! — в отчаянии возопил Сикус. — Значит… значит…
Тут скрюченный этот человечек весь сжался, весь задрожал, зарыдал глухо, безудержно. А, когда вновь стали предлагать ему поспать немного — воскликнул пронзительным, безумным гласом: