Буря
Шрифт:
— Да — убей меня! — выкрикнул тщедушный человечек, и повалился на колени, действительно ожидая смерти.
Однако, Хозяин уже и забыл про Сикуса — все свое внимание он сосредоточил на Эллиоре, который, как он вошел, так и стоял без всякого движенья, неотрывно вглядываясь в темноту, которая жила под капюшоном. За спиной Хозяина, в коридоре, столпились орки — они бежали сюда с криками, жаждя крови, но вот теперь, видя, что их Хозяин остановился — тоже остановились, сгрудились там тесную толпою; ну а сзади: напирали все новые и новые.
— Эльф! — пронесся леденящий порыв. — Тебе не совладать со мною, но мне нужно твое волшебство. Передай мне свое волшебство, и, клянусь — ты получишь быструю смерть. Нет — и ты получишь смерть достойную эльфа!
При
— Сеть, сеть готовьте — живым его брать.
— Я согласен, но только в том случае, если ты дашь уйти моим друзьям. — молвил Эллиор.
— О, нет! — в голосе Хозяина послышалась насмешка. — Кто ты такой, чтобы ставить мне условия? Я предлагаю тебе быструю смерть, вместо месяцев мучений, и ты должен благодарить меня за такой дар!
Эллиор больше не переговаривался с ним; но вот он совершил могучий прыжок — метра на два взвился в воздух, и там обратился золотистым орлом, сложивши крылья, стрелою устремился на Хозяина. А тот взмахнул складками своего плаща, и те, промелькнувши в воздухе стали крыльями, а сам он — обратился в черного ворона, который был не меньше, чем золотистый орел. Две птицы столкнулись, и воздух вздрогнул, и полетели во все стороны, перемешиваясь между собою, перья черные и золотистые. Сцепившись в клубок, с яростным скрежетом, метались они в воздухе, и вылетали из этого клубка все новые и новые перья. Никто не смел и пошевелиться; все даже и с благоговением взирали на этот поединок. Наконец, птицы упали на землю и, только коснулись ее — тут же обратились во льва с золотистой гривой, и в ослепительно черную пантеру, которая была не меньших размером, чем царь зверей. С рыком, со щелканьем могучих клыков, покатились они по земле. Огнистыми волнами взметалась львиная грива, слепящую черноту извергала из своей пасти пантера. Теперь летели клочья шерсти, вот показалась сияющая кровь льва, и еще что-то черное, вязкое — из ран пантеры. Когда эти две стихии смешивались, раздавалось пронзительное шипенье, взметались облака пара, и облака эти перемешивались с собою, в ожесточенной борьбе.
И вот лев и пантера вновь преобразились — на этот раз они приняли обычные свои обличии, и вот — стояли друг против друга — руки эльфа уходили куда-то во складки черного плаща, и стекала по ним кровь; вообще вся одежда эльфа была изодрана, а кровоточащие шрамы покрывали и тело и лицо. Так же, изодран был темный плащ и на Хозяине — из него, словно туманный кисель выплескивалась тьма, и медленно оседала к земле. И все, кто видел это замерли — все забыли себя, все только ожидали, что же будет дальше. И все чувствовали, то воздух вокруг этих двоих полон течений схлестнувшейся силы; и воздух дрожал от напряжения, и все, до последнего орка понимали, что Хозяин вовсе не так силен, что он напрягает все свои силы, и что еще неизвестно на чьей стороне будет перевес. Некоторые орки даже потупились, не в силах выдерживать этого доходящего до них напряжения — они попытались было отступить в коридор, да там уж все заполнено было.
— Сдаешься ли?! — выкрикнул Хозяин. — Сейчас раздавлю тебя!
Эльф заскрежетал зубами, но потом вырвал из себя:
— Пусть я один, пусть я во тьме, Но образ есть любви во мне; И он сильнее колдовства, сильнее смерти, горя, зла, И помню, как любовь цвела! Мгновенье неба и любви — То стоит пролитой крови!Но тут это пенье подхватил леденящий голос, и был он так силен, что с леденящим звоном задрожали стены залы:
— Любовь в крови, любовь в крови; Но кровь уйдет — любовь ты больше зови. Потухнет сердце, хлынет мрак, Поймешь, что был ты лишь дурак: ЧтоИ от этих слов — от мрачной, веками накопленной в них силы; вздрогнул, пошатнулся Эллиор. В это же мгновенье, двинулись вперед орки, пока еще неуверенно, но ясным становилось, что, ежели Эллиор не выдержит, то ничто их уже не остановит. Даже стены потемнели, будто кровь запеклась, и, казалось, что это одно огромное око с гневом смотрит на них. Со свисающего к озеру сталагмита сильно заструилось что-то напоминающее кровь. Вообще, затрещала вся зала, и, казалось, что вот теперь разорвутся эти стены, и захлестнется все кровью.
И, в это мгновенье, бросилась к Эллиору Вероника. Эта девушка простояла все время в стороне, и никто не видел, как пылали ее очи; никто не слышал, с какой болью вздохнула она, когда Эллиор покачнулся. И вот она уже была рядом с эльфом, нежно обхватила его за плечи, и зашептала:
— Нет ничего сильнее любви! Любовью был создан этот мир! И все они — Да, Да! Это — как прозрение мне свыше!.. И этот вот когда-то был из любви создан!
— Да! Да! — выкрикнул, дрожащим голосом Сикус. — И я Ему уже говорил это. Так и есть — вначале Он был светом, любовью; ну а все остальное — то уж прицепилось потом!
И воспарял от этих слов Эллиор; вновь он выпрямился, и с силой, большей, чем когда бы то ни было, загремел его могучий, светлый голос:
— Ты крапинка лишь зла, В круженье океанов света. Я помню — тучка черная плыла, В сини небес, в златом сиянье лета! Она стремилась, но одна, И вскоре в свете растворилась — Такая всем судьба дана: Мой Брат! — душа твоя в любви родилась!От силы этих слов, от веры в них заключенной — содрогнулся, отшатнулся Хозяин. Вместе с ним, отшатнулись и орки — некоторые из них даже завопили испуганно, про «могучего, эльфа-кудесника, который всех их сейчас заколдует». Тут началась даже некоторая паника, давка: орки страшно бранились, толкались, однако, в коридоре застряли и все никак не могли выбраться. А Хозяин все дрожал, но вот, вдруг резко распрямился и…
— Ты, светлый дух! Смотри на орков: Родятся, множатся и мрут; Без светлых слов, без этих толков — Дерутся, мясо эльфов жрут. Когда-то светлые, но что им — Теперь до света, до любви; Вопят: «Мы скоро новый мир построим; Мы мир построим на крови!» Ты говоришь, что мир весь светел; Взгляни ж ты в ночи глубину — И где ж любовь ты там приметил, В пустотах там ее одну?!И, казалось, что с этими могучими словами, нахлынул в залу бесконечный, беспросветный мрак; вековечный холод, который от рожденья своего не знал ни любви, ни света. Казалось бы, что строки закончились; но на самом то деле они с жутью проворачивались вновь и вновь, в сознании каждого. Даже орки ужаснулись заключенной в них силы, но затем, почувствовавши, что эта сила все-таки на их стороне — медленно, но с грозным рычаньем стали надвигаться.
Весь удар этого заклятья был направлен на Эллиора: остальные почувствовали только его отголоски. Эльф пошатнулся; глаза его потемнели, а лицо смертно побледнело, он, обессиленный, отшатнулся от Хозяина, и тут же и рухнул бы, если бы его не подхватила Вероника. Девушка, сама дрожащая, поддерживала эльфа и шептала: