Буря
Шрифт:
— Я не знаю, о чем ты говоришь, но хотела бы найти свой дом. Я знаю — где-то здесь, под звездами, должен он находится… Но — это же все ненастоящие! — взвыл он вдруг с болью, и вскочил на ноги — от ужаса его дрожь пробирала.
Девушка была рядом с ним, и она, конечно, испугалась, и, почувствовав его боль, припала к нему в нежном поцелуе — сама то, бедняжка, дрожала от страха, но уж очень было ей жалко этого прекрасного, страдающего эльфа.
Но вот он отстранился от нее, и все то повторял, с мукою:
— Ведь — это же все мираж! Все это ворон для нас сделал, чтобы только полюбопытствовать, понять что-то.
— Ворон ты говоришь?! Быть может, в этом вороне — могучий кудесник, но вот что скажу: никакой кудесник — никто кроме Единого не мог создать эти звезды. Что им, далеким и прекрасным, и до нас, и до наших страстей, и до этого ворона — я не привыкла говорить так возвышено, но разве можно говорить как то иначе, под этой красою?!
— Хорошо — не он это небо создал, так он нас перенес сюда, и теперь наблюдает! Эй ты — ответь, чего ты хочешь, чего ждешь?! Я чувствую, чувствую — ты же рядом, ты все наблюдаешь за нами… И мне не спокойно, так не спокойно сейчас на душе!.. Мрак во мне! Мрак!..
Девушка с нежностью, со страхом вглядывалась в его очи, шептала:
— Там действительно мрак — борись же с ним, на звезды гляди…
Но Сильнэм уже не жаждал глядеть на звезды — он сам разрывал на сердце зажившие было раны — так ему тошно было, от пришедшего вдруг понятия, что за ними наблюдают. И он прижал ее из всех сил к себе и зашептал, постепенно на вопль, на визг переходя:
— В сиянии звездного неба В душе моей холод да мрак, И нету тоскливей напева, Чем тот, что тяну просто так. Сиянью небес, водопадам, Целебных и нежных лучей Не стать им целителям ранам — Надрывами бессонных ночей! Не вам поцелуем и ясным Сияньем задумчивым глаз — Не вам — это было напрасным, И я забываю уж вас. В душе моей звезды померли, Я долго, так долго страдал! Во мрак злые демоны ввергли, Но я вас, поверьте, искал!..— Искали, искали! — вскрикнула, рыдая, девушка. — Вот видите — все-таки искали! Все-таки и во мраке нужен вам был свет! Смотрите же на звезды, вдыхайте этот свежи воздух — давайте, взявшись за руки, бросимся в ночь, и будем бежать, сколько сил у нас хватит…
— Не могу, не могу — память тяготит!
— Так вы же отказались! Вы же счастливы вначале были!..
— А теперь вот не могу! Вспомнил про ворона, про многое-многое еще припоминаю!.. Не могу я от этого избавиться! Но жажду, жажду!.. Хорошо — побежим в ночь!
Девушка улыбнулась, подхватила его под руку, и вот стремительно побежали они среди трав — было очень тихо, свежо, они слышали дыхание друг друга… На какое-то время, Сильнэму, действительно полегчало, но вот, само собой пришло воспоминанье: непроницаемо черная стена одичалых лесных деревьев — ветер — и холодный, и пронзительный, и тьма медленно проплывающая над его головой, и, наконец, бескрайняя, унынье наводящая, снежная круговерть.
И тогда он вырвался от девушки, и завопил бешено:
— Оставь, оставь меня! Я сам не знаю, чего хочу… Чувства — такие разные чувства — они разрывают меня… И так то больно мне! Больно! Больно!..
И он еще долго вопил, девушка же стояла и плакала поблизости, он же, увидев это, завопил, чтобы убиралась она прочь — и она, закрывши лицо руками, скрылась во мрак — он же стоял на коленях, до боли сжимал голову, и стонал:
— Ты все смотришь?! Ну и что — интересно, колдун ты распроклятый?! Да — добился ты своего, добился! Совсем я потерялся… Отпусти ты меня, в тот коридор железный!
Действительно, он увидел сидящего пред собою ворона; тот говорил, и в голосе его печаль чувствовалась:
— Не только ты, но и я запутался… Чувства странные… Ведь и теперь есть в тебе этот пламень — есть ведь, иначе бы не было этих мук, иначе бы убийства совершал, как волк голодный. Через века пронес… Так и в себе я подобное чувствую. Люблю я ее — люблю, понимаешь ты это?!.. (Да пусть знает читатель, что выкрикивал он это накануне того дня, когда была похищена из Эрегиона Лэния). — Я хотел поглядеть на тебя — думал, либо «злодеем» ты останешься, либо прежним станешь, но не думал вот, что такая борьба происходить будет. Никогда не понимал этих страстей, а теперь вот понимаю — ведь, и во мне подобное происходит. Это слабость — слабость страшная, но мне надо с кем-то поделится, и с кем, с кем? Ни с Робиным, ни с Альфонсо — ни кто из них не запутался так, как ты. У них у всех прямая дорога… Один ты такой…
— Альфонсо, Робин?! Кто они?! Что это за имена пустые, ни о чем мне не говорящие?! Я хотел бы прикоснуться до всех них! Пожалуйста, пожалуйста — научи меня чему-то… Нет — я не знаю — я, ведь, всеми силами тебя проклинать должен! Чего же прошу тогда?! Я с ума схожу! Избавь меня от воспоминаний! Как же на душу давит! А-а-а!
И тут бросилась к нему из ночи девушка. Она все время была поблизости, с напряжением вслушивалась в каждое его слово — и вот, не в силах выдержать эту муку — а она его уже полюбила (пусть и бессознательно) — так она уже оказалась рядом с ним, обнимала его, слова нежные шептала.
— Вихрь, какой-то вихрь смутный, издерганный! Вихрь! Вихрь! — вскрикивал Сильнэм.
И тут вновь предстало виденье: стремительная снеговая круговерть, ветер завывает, и стонет кто-то — дерева стоят, и он не может пошевелится — жаждет так многое свершить, но вот не может — в сознании его темный вихрь взметнулся, раскаленным напором схватился за череп, и подумалось тогда эльфу-орку, что голова его сейчас не выдержит, лопнет, и он завыл:
— Узнать их всех! Дайте их почувствовать. Ты… Ненавижу тебя, молю тебя — дай их увидеть. Кто они?! Я ничего не ведаю, я заблудился! Темно мне! В душе так темно!..
И тогда ворон подхватил его, и стремительно понес куда-то. Надвинулось звездное небо, затем — вспыхнуло ослепительной вспышкой, и беспросветный мрак обволок Сильнэма: он почувствовал себя громадой, он почувствовал, что разливается во все стороны черным облаком.
Нет — мне не ведомо, почему, погрузившись в забытье в переходах орочьего царства Сильнэм вдруг перенесся в ту беспросветную, колдовскую ночь — ведь эти события разделяли несколько дней… Нет — я не стану размышлять на эту тему, так как все это окружено призраками, виденьями, чем-то расплывчатым, похожим на бред — и мне вообще тяжело писать эти страницы про Сильнэма, так как охватившее его безумие было много более тяжким, нежели безумие Альфонсо или Маэглина… А тут так ясно рассмеялась маленькая Нэдия, а солнечные лучи с такой силою разлились по стеклам — кажется, что нежное, сияющее облако примкнуло в поцелуе, к моей башне…