Бурят
Шрифт:
— Честно говоря, я вообще не понимаю, почему вас именно этот вопрос так беспокоит, ответил Сталину Николай Павлович, — жиды всегда, когда им не дают обворовывать прочих людей или государство в целом, убегают. Из Белостокского уезда после того, как он стал частью Забайкальской республики, шестьдесят процентов жидов выехали в течение полугода — и что? От их выезда не закрылось ни одно предприятие, а закрытие шинков и лавок привело к резкому снижению пьянства и внезапному увеличению предложению зерна на рынках. При том, что торговля водкой акцизной лишь выросла.
— Надо говорить «евреи», а не «жиды».
— Я вижу, что вы в иудеях как и в монголах не разбираетесь. Евреи — это те, кто говорит на иврите, то есть иудеи эфиопские. А жиды — кто говорит на идише, то есть иудеи арабские. Если вы их с первого взгляда различить не можете, то я вам дам одну полезную подсказку: эфиопы — они от природы чернокожие…
— Вы ошибаетесь…
— Точно чернокожие,
— Я про евреев…
— Если кто и ошибся, то точно не я: мне об этом раввин в Белостоке толковал, сильно обидевшись на то, что его товарищ Малинин евреем назвал. Впрочем, сие не важно, важно то, что уезжают эти иудеи по доброй воле, никто их пинками не гонит — так и плевать на них. Надо только понимать, что те… иудеи, которые сами работают — они никуда не убегают, а нас покидают лишь торгаши разные, сиречь жулики. А вот тот же товарищ Мессинг или товарищ Каганович… но они и не иудеи, а большевики. И бегут от нас жулики да воры любой нации — и поляки, и русские, и другие какие. Ну и пусть бегут: к нам народу больше приезжает, причем люди в основном честные. И русские, и поляки, и другие всякие — так что мы просто меняем плохих людей на хороших. И вам, как большевику, негоже делить людей по национальностям: мы, большевики, прекрасно знаем, что все люди равны.
— Но евреев-то уезжает больше всех.
— А приезжает больше всех русских и белорусов. Вывод отсюда простой: русским и белорусам социализм нравится, он — социализм — гармонирует с их духом. А если для кого-то социализм не гармонирует, так насильно мил не будешь. И нам прежде всего нужно о тех позаботиться, кто к нам приезжает, поскольку нам именно с ними социализм строить придется. Из русских репатриантов много людей с образованием, надо бы их в школы пристроить, в институты: пусть народ учат. Стране инженеров остро не хватает и обучать их, считай, некому. Кстати, об институтах: как продвигаются дела в обустройстве университетов в Ташкенте, Оренбурге и Петровске?
— В Оренбурге обучение с осени уже начнется, сейчас и преподавательский состав практически укомплектован, и учебники на казакский язык переводятся…
— А зачем учебники-то переводить?
— Для педагогического факультета только, там же учителей для школ готовить будут.
— Ладно… а с другими как?
— В Петровске… принято решение первым учредить педагогический институт, на инженерные специальности казаков учить сейчас невозможно поскольку школ для обучения будущих студентов просто нет. Университет откладываем, лет минимум на пять, а там уже по ситуации смотреть будем. Что же до Ташкента, там ситуация более чем неплохая. Для медицинского факультета выстроено новое здание, там уже занятия проводятся, и дополнительно выстроен жилой дом для преподавателей: больше двух десятков выпускников прошлого года оставлены на преподавательскую работу. Сельхозфакультет тоже переехал, для него два учебных корпуса в городе выстроено и два в учебном хозяйстве, там новые агролаборатории обустроены. С инженерным факультетом… есть некоторые проблемы, но, я бы сказал, проблемы радующие: кафедры гидроэнергетики и электрических машин так разрослись, что мы поддержали их предложение о выделении их в отдельный Энергетический институт, здания для него уже строятся. Кроме того, по предложению товарища Карейши сейчас с привлечением сотрудников ряда инженерных факультетов университета готовится открытие отдельного института для подготовки инженеров-железнодорожников.
— А я не об этом спрашивал, хотя частично вы и ответили на вопрос. Сколько там среди студентов тех же казаков или узбеков?
— Пока немного. И причины я вам уже изложил: нет подготовленных школьников. Пока нет, так что в ближайшие лет пять… да и преподавателей, местными языками владеющими…
— Опять вы про свою коренизацию. Высшее образование на национальном языке нужно только в институтах педагогических, а в инженерных все выпускники всех институтов страны должны, обязаны понимать друг друга! То есть должны обучаться на русском языке!
— Вы…
— А я не договорил. И причина сего — вовсе не какой-то нам национализм, а неизбежная проблема национальных языков. Например, на бурятском можно обучить человека в рамках четырехлетней школы, с некоторыми мелкими трудностями, но все же можно. А вот дать хотя бы гимназическое образование на бурятском нельзя — просто потому что в языке нужных слов нет. Можно, конечно, такие слова придумать, а можно их взять из другого языка, например того же русского. И если мы пойдем по второму, более легкому… нет, менее идиотскому пути, то уже в седьмом классе ученик будет использовать русский язык с редкими вкраплениями слов языка родного. То есть мы или должны придумать для нацменьшинств просто новые языки, которые они все равно не знают, или использовать русский — который им будет выучить легче просто потому, что русских вокруг много.
— Я не думаю…
— А зря! Чтобы обучать школьников до уровня, требуемого
— В вас говорит великорусский шовинизм!
— Во мне говорит всего лишь расчетливый коммерсант, а так же здравомыслящий политик. Я вам ведь рассказывал про Карлоса Лопеса? Вы почитали о нем? И России готовят ту же судьбу, причем уже готовят и средств на это кладут очень много. Мы просто обязаны за десять лет построить экономику, которая справится с любыми врагами.
— Вы имеете в виду армию?
— И армию тоже. Но чтобы армия могла успешно защищать страну, а нее должно быть вдоволь самого современного оружия, боеприпасов, техники разной, солдат должен быть всегда сыт и полон сил, а военные врачи должны быть готовы раненых вытаскивать аж с того света. И чтобы все это для армии обеспечить, в стране должна быть самая передовая экономика. Пока есть время и средства, мы будем брать лучшее за границей, но не менее важно и самим что-то, причем еще более передовое, создавать. А вернувшись к вашему изначальному вопросу замечу: к нам приезжают инженеры, ученые, врачи и прочие люди, которые большевизм особо не любят и местами даже ненавидят, но которые любят Россию. И Россия тоже должна их любить, давая таким людям возможность работать на благо Державы. Присматривая, конечно, за теми, кто в ненависти к большевизму может перейти грань и начать вредить — но для этого у нас МВД, где, кстати, многие тоже большевиков совсем не обожают.
— Миллион тех, кто ненавидит большевиков… а МВД с ними справится?
— Справляться с ними должны в первую очередь вы… мы, большевики. Делами показывая, что мы строим великую и счастливую страну, доказывая им работой своей, что мрази, прикрывающейся марксовыми бреднями, у нас больше нет и им ненавидеть большевиков просто незачем.
— Вы опять про Маркса…
— Да. Потому что я — кстати, в отличие от вас — детально изучил, откуда эти бредни произрастают и к чему приводят. Но давайте об этом как-нибудь в другой раз поговорим, сейчас у нас главная задача — это посевная.
— А потом будет сенокос, жатва, уход за скотиной…
— Будет. И сенокос будет, и жатва, и многое другое. А вот когда у нас вопросов по сельскому хозяйству не останется и страна не будет неотрывно наблюдать за тем, что творится в деревне, с ужасом думая о возможном неурожае и голоде — вот тогда можно и про идеологию поподробнее поговорить. Но не раньше: люди без идеологии жить могут, хотя и плохо — а без еды почему-то просто помирают. Мы же не к этому стремимся?
Посевная закончилась, но у госхозах мужикам отдыхать особо не пришлось. Практически всё тягло (и трактора, и скотина) стали перевозить торф с ближайших железнодорожный станций (и иногда — с местных торфопредприятий) в поля, оставшиеся под паром. А так как с телеги торф ссыпается кучами, то пришлось мужикам и лопатами помахать изрядно, разбрасывая эти кучи по полю. Правда, в некоторых хозяйствах для этой цели приспособили трактора, но кустарные ковши мало кто сумел на МТС изготовить, в том числе и по причине нехватки металла, так что лопата все еще оставалась основным орудием труда. Однако сама идея некоторых людей вдохновила, и в Сормово началось уже промышленное производство бульдозерных ковшей. Нормальных, с гидравлическими приводами, работающими от вала двигателя — но пока завод их делал весьма немного. Потому что основной продукцией Сормовского механического завода были паровозы и котлы для электростанций. А турбина для этих котлов и генераторы для турбин стали выпускаться на только что выстроенном заводе в Канавино. Все же когда в одном месте можно найти много квалифицированных рабочих, создание новых заводов происходит быстро и «безболезненно»: завод начал строиться летом двадцать четвертого, а весной двадцать пятого не нем была выпущена первая турбина. И инженеры особо не выпендривались, а просто «скопировали» шестнадцатимегаваттную турбину Сименса вместе с причитающемся ей генератором. Скопировали, изготовили, отвезли турбину с генератором на завод в Сормово и там, собрав все вместе, и запустили, обеспечив электричеством оба города и оба завода. Так себе обеспечив, но к осени на электростанции было запланировано еще два таких же генератора запустить…