Бывшая под елку
Шрифт:
Ну не мог же Бог обделить такого ловеласа хоть в чем-то.
Прочистив горло, я неловко поправляю на груди простынь и отвожу глаза, после чего слышу, как Тимур прокашливается:
— Эм, проходи, кхм, в парилку и ложись на живот, только спину открой.
Я юркаю перед ним в дверь, укладываюсь, как он сказал, и отворачиваю голову к стене. Медленно выдыхаю и, зажмурившись, прикусываю губу. Твою мать. Как же неловко. Он точно видел, как я пялилась.
Саша, ты когда-нибудь перестанешь позориться?!
Но, кажется, в его присутствии это уже входит в привычку. Вот только как бы я себя ни ругала, какие бы установки себе ни ставила, справиться со своей реакцией на Тимура я просто не в силах. И никогда не была.
Слышу, как он входит, бренчит чем-то, а потом раздается громкое шипение, и парилку заполняет горячее облако пара с божественным ароматом березового веника.
По телу бегут приятные мурашки, но это ничто по сравнению с тем, когда Белов начинает разгонять надо мной веником горячий воздух, а потом оглаживать им же мою спину и ноги. Затем следуют легкие похлопывания, которые, я знаю, скоро станут интенсивнее, и я просто не в силах сдержать стон удовольствия. Он вырывается из меня так громко, что Тимур прекращает все действия.
Я жду, что он продолжит, но ничего не происходит, тогда я поворачиваю голову в его сторону и непонимающе бурчу:
— Белов, почему ты остано…
Но тут же замолкаю, потому что мой взгляд упирается во внушительный бугор, скрытый знакомыми мне облегающими трусами. Сглотнув, я медленно поднимаю взгляд к напряженному лицу Тимура, игнорируя то, как тяжело он дышит, а в следующее мгновение сталкиваюсь с его жестким пылающим взглядом. И… Господи… Меня накрывает такой волной жара, что выплыть и спастись просто нереально. И, похоже, под этой волной оказалась не только я.
Тут уже я не выдерживаю и буквально подрываюсь и присаживаюсь, взволнованно комкая на груди простынь, не упуская из вида, как на его сжатых челюстях играют желваки.
Белов выдыхает сдавленное ругательство и, упершись руками в полку по обе стороны от меня, качает головой.
— Прости, Санек, переоценил я свои силы, — произносит он глубоким низким голосом и берет меня в плен своего тяжелого взгляда. — Видимо, не сдержу я своего обещания.
Мое дыхание становится поверхностным, в ушах шумит ускоряющийся до предела пульс, и я едва делаю еще один глоток воздуха, прежде чем его губы обрушиваются на мои в обжигающем поцелуе. Я даже не успеваю предпринять жалкую попытку оттолкнуть Белова, но все равно пытаюсь, добиваясь лишь того, что он зарывается пальцами мне в волосы, сжимает их и заставляет сильнее запрокинуть голову, чтобы углубить этот чертов поцелуй.
За жалкое мгновение все мои нервные окончания вспыхивают, и я чувствую отголосок жара в пульсирующем клиторе, который сжимается сильнее, когда поцелуй Тимура становится решительнее и агрессивнее. Он целует меня с такой потребностью и голодом, что у меня спирает дыхание и мне становится страшно от поднимающихся со дна давно забытых эмоций.
Голос разума жалобно кричит в уголке сознания, что я должна снова попробовать оттолкнуть Тимура, но этот голос сейчас настолько тих и слаб за ревом пламени возбуждения, что я отбрасываю все сомнения в сторону.
Я устала отрицать свои эмоции и чувства, устала бороться с собой. Сегодня я позволю себе быть собой и поддаться тому, от чего столько лет сознательно отказывалась.
С низким протяжным стоном я отпускаю простынь и впиваюсь дрожащими пальцами в крепкие плечи Тимура, прижимаясь ближе к его горячему телу, от твердости которого трепет в животе оборачивается беспощадным пламенем, сжигая всех моих глупых бабочек к чертовой матери. Я теряю еще один стон. На этот раз более сдавленный и жалкий.
Белов рычит тихое «блядь» прямо мне в губы и опускает одну руку на мое бедро, чтобы сжать его до будущих отметин, после чего жадно ведет ладонью выше, небрежно задирая простынь и царапая пальцами по моему подрагивающему животу. Боже… С каждой секундой его требовательные прикосновения все больше и больше сводят меня с ума. Я теряюсь в собственных ощущениях и снова выдыхаю стон, который Тимур забирает с жадностью голодного животного, как и все порнографические звуки, вылетающие из моего рта.
Между ног все невыносимо пульсирует, и я начинаю ерзать, желая, чтобы его ладонь не останавливалась и добралась туда, где мне сильнее всего хочется ее почувствовать. Еще чу-чуть, и я захнычу в попытке выпросить его член. Боже, я становлюсь такой испорченной рядом с ним и влажной, что завтра мне будет стыдно, но сейчас это делает меня еще более чувствительной и нуждающейся в большем.
В гораздо большем.
Белов словно слышит мои мысли, потому что в следующее мгновение подтягивает меня ближе к краю скамьи и, раздвинув мои ноги шире, касается моего клитора мозолистой подушечкой пальца.
Распахнув глаза, я выгибаюсь дугой ровно в тот момент, когда тело пронзает разрядом тока, но Тимур снова возвращает себе мои губы, чтобы проглотить очередной мой развратный стон.
— Я, блядь, не смогу остановиться, Саш. Даже не проси, — произносит он, тяжело дыша, спускаясь влажными поцелуями на шею.
— Тимур… — надрывно шепчу я, сама не зная, что хочу сказать. Да я в любом случае не смогу сейчас сказать ничего внятного, потому что голова идет кругом, а остальной мир будто и вовсе исчез.
Тимур наматывает мои волосы на кулак и тянет их вниз, откидывая мою голову назад, чтобы провести по горлу языком вверх, до самого подбородка, на котором он оставляет собственнический укус.
Я взвизгиваю от неожиданности, но пошевелиться мне не позволяет его жесткая хватка, а в следующую секунду жжение от укуса смягчает мягкий поцелуй, и я становлюсь податливой карамелью, испуская томный стон и вращая бедрами так, чтобы усилить давление его пальца.
— Ты такая дразнилка, — хрипит он, медленно высвобождает мои волосы и, обняв ладонью за шею, сглаживает свою грубость, прокладывая дорожку нежных поцелуев по краю скулы.