Бывшие. Мне не больно
Шрифт:
— Что ты наделал, Слав?
— Девочка у меня тогда была. Прямо перед рехабом, — сглатываю. — Забеременела от меня, мам. Пришла ко мне, когда я вдрызг пьяный был.
Снова слезы. Вытираю.
— Я денег ей на аборт дал. И она сделала его.
— О господи, — закрывает лицо руками.
Сажусь на стул, потому что сил в ногах нет. Мать тихонечко скулит. И я вместе с ней. Молчим.
— Я люблю ее, мам.
— Это та девочка, которая была на маскараде?
— Да.
Мать медленно приходит в себя, я
Вот оно.
То, что не нуждается в объяснениях. То самое чувство, когда ты понимаешь, что тебя любят независимо ни от чего. Вопреки всему. Даже зная, что ты, в общем-то, не очень хороший человек.
— Я почему спрашиваю… Ее мать не любит… это видно, понимаешь?
— Понимаю, — нерешительно. — И нет. Не понимаю.
— Я познакомился с ее мамой и бабушкой. Бабушка души в Тане — так ее зовут — не чает. А мать… для матери ее будто не существует.
Мама молчит, обдумывает.
— Я не знаю, как это объяснить, сынок. Я вас с братьями буду любить всегда, неважно, что вы сделаете, какой проступок совершите, ведь вы мои дети, моя плоть и кровь. Не знаю, как можно не любить своего ребенка.
— Можешь дать совет?
— Могу. Если любишь — залатаешь дыры. Они останутся, ведь недолюбленные дети проживают свою жизнь, неся это бремя и понимая все до самых мелких деталей. Материнскую любовь ты не заменишь, но можешь дать свою, которая излечит больную душу. Шрамы останутся, но это лучше боли.
— Я сделаю, мам, — уверенно. — Может, поговорить об этом с ней?
— Нет. Пока сама не заговорит — не надо. Она не очень к тебе, да? После всего, что было?
— Шаг вперед — два назад.
— Ничего, ты упертый, справишься. Главное, не сломай снова девочку. И, Слав, привози ее к нам. Познакомимся по-людски.
Усталая улыбка и короткий поцелуй в висок.
— К ней поедешь?
— Поеду.
— Давай, с богом!
Глава 31. И за руку тебя, милый мой, заберу я с собой
Таня
— Танюх, айда с нами сегодня? — Светка складывает мои покупки в пакет и стреляет в меня коварным взглядом.
— Куда это?
— Ты чего! Иван Купала же!
— Ох ты ж! Точно!
Девчонки в деревне всегда любили этот праздник. Несколько лет подряд я проводила этот день с ними. Было весело, да и вообще… Какой-либо мистичности этот праздник, конечно, лишен. Все делается больше для развлечения, коих в деревне не так уж и много. Но думается мне, каждая девчонка, сплетая вечером венок, нет-нет, да и мечтает выйти замуж.
— Во сколько вы собираетесь?
— В девять. Приходи! На закате венки сплетем и начнем.
Смеюсь. Дурость такая, но чего дома сидеть?
— Ладно, приду. Форма одежды парадная?
— Попробуй только в купальнике притащиться! — веселится и тут же серьезнеет, улыбка сходит с лица. — Тш-ш, смотри, Кузьминична, Яга наша, пожаловала.
Оборачиваюсь. По проходу, среди стеллажей с продуктами, идет старожилка нашей деревни. Кто-то называет ее ворожеей, кто-то ведьмой, а кто-то обычной деревенской сумасшедшей. Местные дети кличут ее Ягой за то, что живет на окраине деревни, у самого леса. Обособленно и отстраненно.
Моя бабуля относится к ней с почтением. Ходит периодически к Кузьминичне, берет у нее травки всякие. Ничего особенного — обычные сборы от высокого давления и для хороших сновидений.
Женщина выглядит немного устрашающе, но алло! Ей под сотню лет! Точный возраст неизвестен. На голове платок, в руках трость. Не глядя на нас, выкладывает из корзинки продукты.
Ведьма ведьмой, а обед по расписанию. Усмехаюсь своим мыслям и ловлю на себе ее внимательный взгляд.
— Здравствуйте, — голос резко садится.
Та не отвечает, просто кивает.
Светка стреляет в меня глазами, наверняка задаваясь вопросом, все ли у меня в порядке с головой. Кузьминична расплачивается со Светкой.
— Всего доброго, — та посылает старушке дежурную фразу.
Женщина пытается взять пакет, но тот с виду выглядит тяжелым, ее сухонькие ручки не допрут, да и идти далеко.
— Я помогу, — подрываюсь.
Светка крутит пальцем у виска, мол, дура. Я лишь отмахиваюсь. Ну что за бредни? Она обычная старуха, а не исчадье ада.
Отбираю у Кузьминичны пакет и тяну. Тяжело, но что поделать? Назвался груздем, как говорится…
— Меня Таня зовут, — отчего-то решаю представиться.
Ну не в гробовой же тишине идти.
— Знаю. Ты внучка Маргариты.
— Угу.
Поразительно, но даже для нее я внучка Маргариты, а не дочка Ангелины. Ухожу в себя, снова размышляю.
— А я в гости приехала, — капитан Очевидность просто.
— Правильно, что приехала, — серьезно.
Башка пустая. О погоде, что ли, поболтать с ней?
— Я стараюсь раз в несколько недель приезжать.
— Зря.
Поднимаю голову, замедляясь. Кузьминична тоже притормаживает.
— Почему?
— Твое место не тут.
Нет у меня моего места, так и хочется крикнуть, но я решаю просто не отвечать. Очевидно, разговора у нас не получится. Идем в молчании. Доходим до калитки, женщина открывает ее и пропускает меня первой.
Домик у нее маленький и старый. Вокруг много вековых деревьев, небольшая грядка засажена вполне себе стандартным набором овощей и трав. Кузьминична открывает дверь в дом и заходит. Я следом.
Я впервые у нее в доме. Странно тут, конечно. Внутри сразу становится тревожно как-то, убежать хочется. Стряхиваю с себя морок. Дурь все это.