Бывшие. Мой секрет
Шрифт:
Такое яркое ощущение, как реальное.
Ущипните меня!
Скинув кроссы в прихожей, иду за Сумишевской до комнаты Кнопки и бережно опускаю на постель с единорогами. Под ногами белый объемный коврик, будто шкура единорога, на тумбе ночник в этой же стилизации.
Вот почему ты единорожка…
Повернув набок, чтобы ей было удобнее, снимаю с нее обувь и носки. Рита вдруг резко активизируется и, оттеснив меня от кровати, суетливо вытягивает из-под Евы воздушное одеяльце, чтобы укрыть.
Непонимающе
И до боли знакомое бледное пятнышко на одной из них.
Левой. Как у меня.
Да-а-а-ааа!
Эйфория от сделанного открытия бурлит внутри, и меня захлестывает ощущением беспредельного счастья.
Кнопка — моя!
Теперь у меня нет ни малейших сомнений в этом.
Да и были ли они у меня по-настоящему?..
Хрен знает.
Я захотел, чтобы эта девочка была моей, еще до того, как узнал, что она Ритина. При нашей первой встрече в офисе.
Просто… почувствовал.
Наверное, это ощущение называют зовом крови. Или как-то иначе, но по-любому так же пафосно. И конкретно.
А когда увидел их вместе, и она назвала мою Маргаритку мамой, прежде разных других чувств и мыслей — а их было много, — меня пронзило молнией надежды, что это наш с ней ребенок. Ребенок, который должен был стать нашим спасением. Который мог вернуть нам друг друга, возродить утраченную — по ошибке и дурости — любовь и примирить наши семьи.
Наш ребенок, от которого Марго, как я думал, отказалась…
А, оказалось, отказалась она от меня.
Эта мысль проходится танком, нет, целой дивизией Абрамсов с дополнительным обвесом, по моей эйфории.
И на улицу я выхожу сильно ужаленным.
Часть негатива сливаю на подъездную дверь — ее не жалко.
И к вышедшей вслед за мной после молчаливого приглашения Рите поворачиваюсь не сразу — хочу спустить еще немного "газов". Иначе меня взорвет, и ее изрешетит осколками.
Она встречает мой взгляд почти спокойно. Лишь порозовевшие щеки выдают ее волнение.
Или злость.
— Не то чтобы я не знаю ответ, но все равно спрошу: Ева — моя дочь? И сразу скажу, сказку про то, что она Димина, можешь больше не повторять. Иначе она не была бы Кирилловной и Сумишевской. Ты соврала мне тогда?
— Это Дима сказал. И он не лгал, он считает ее своей.
— Мне похрен, что он там считает, — взрываюсь все же. — Тогда — это шесть лет назад, Рита. Эффектная сцена с прокладками была инсценировкой? — она молчит, глаза рикошетят свет фонаря. — Еще раз: Ева — моя дочь?
— Нет! — срывается на крик. — Она — моя дочь. Только моя. Ты не имеешь к ней…
— Ты серьезно сейчас? За идиота меня держишь? Или за слепого?! Я видел
— Мало ли на свете родинок, — переходит на насмешливо-иронический. — У меня их тоже пара десятков, что это доказывает?
— Родинка, конечно, не тест ДНК и стопроцентной гарантии не дает. Тест ДНК, кстати, тоже. Но мне достаточно того, что я видел, — руки, сунутые в карманы худи, сжимаю в кулаки. — Достаточно для того, чтобы перестать верить чужим словам, а потрудиться сверить факты. Которые, как известно, не лгут. Или ты и дату рождения Еве подкорректировала?
— Ничего я не корректировала, — бурчит, вновь меняя эмоцию.
Это уже четвертая за четыре сказанные фразы. Ее штормит так же, как меня, но меня только внутри.
— Значит, если она родилась в срок, то примерную дату подсчитать нетрудно. А когда то, что я уже и так знаю, подтвердится… — многозначительно замолкаю.
— И что тогда?.. Что ты будешь делать? — шепчет испуганно, потому что голос ей отказал.
Она выглядит такой беспомощной, такой уязвимой, я запрещаю себе реагировать на это.
Не сейчас.
Это не ради меня, это ради Евы.
— Исправлять все, что ты натворила, моя дорогая.
— К-как? Как ты намерен исправлять?
Она пытается справиться с собой, и ей это удается. Я восхищаюсь ее выдержкой. Но почти ненавижу за ложь. За украденные у меня годы.
— Не люблю спойлеры. Придет время, и ты узнаешь. Но могу дать дружеский совет.
— Мы никогда не были друзьями, Потемкин.
— Никогда не поздно начать, Сумишевская, — в тон ей. — Короче, я даю тебе время и возможность самой рассказать Еве, кто ее настоящий отец. Без прикрас. Или, когда у меня на руках будут все бумаги, я скажу ей сам.
Долго глядя на меня, сканируя, будто проверяя, вдруг я шучу или блефую, но не найдя — с чего бы?! — Рита разворачивается и молча шагает к входу в подъезд.
— Я серьезно, Рита. Это ультиматум.
Глава 32. Торг или принятие?
Это, что, происходит на самом деле?..
Это все реальность, а не мой ночной кошмар, один из тех, что мучают меня с того самого дня, когда мы встретились с Кириллом на той злосчастной яхте?
Не могу поверить!
Какое счастье было просыпаться после таких ночей и знать, что это всего лишь плохой сон, убеждать себя, что он никогда не сбудется. И свято верить в это. Потому что иначе эту хроническую паранойю не пережить.
"Нет! Нет, этого просто не может быть!" в ужасе и ощущения тотальной безысходности вскидываю руки и хватаюсь ими за голову.
Приглушенно застонав, падаю на постель поверх серебряного покрывала.
Без подстраховки. Плашмя.
Ультиматум!
Он. Выдвинул. Мне.