Царь царей...
Шрифт:
Зеленый навес наверху скоро сгустился до такой степени, что не стало видно солнца; путешественники вступили в царство вечных сумерек, и только открывавшиеся кое-где прогалины были заполнены светом; на них отчетливо выделялись уходившие дальше во мрак огромные кряжи деревьев, казавшиеся какими-то исполинами неведомого мира.
Нужно было проверить направление.
Михаил Степанович сунул руку в боковой карман, где у него находился компас: компаса там не оказалось. Михаил Степанович спешно обшарил другой карман, затем все остальные, ощупал подкладку куртки: драгоценного прибора не было.
— Свирид Онуфриевич! — обеспокоенным голосом сказал молодой этнолог, останавливая лошадь.
— Что?
Охотник поравнялся с ним.
— Несчастье: я потерял компас!
— Да ну? — воскликнул Свирид Онуфриевич. — Где? Может ли быть?
— Тише, лучше не тревожить пока никого! Знаете… кажется… нет, наверное даже, он упал в озеро, когда я измерял глубину!
— Да где он лежал у вас?
— Здесь.
Михаил Степанович указал на наружный боковой карман.
Охотник протяжно свистнул и хотел напомнить Михаилу Степановичу его самоуверенные слова, что заблудиться они не могут, но лицо молодого ученого имело такой расстроенный вид, что Свирид Онуфриевич, сказав: «вот так бланманже!», крепко поскреб себе затылок.
— Надо выпутываться! — добавил он.
— Приблизительно я знаю, где мы находимся, — сказал Михаил Степанович, торопливо вынимая карту, — между 63 и 64 градусом долготы и…
— Посадите вы черта верхом на ваши градусы! — с досадой перебил охотник. — Как они вам тут помогут?!
— По положению солнца точно вычислим и наше местонахождение…
— Эка радость какая! — проворчал охотник. — Будем знать в точности, что мы заблудились на шестьдесят третьем с третью градуса долготы! В такой трущобе указку в зубах надо иметь: каждую минуту ведь вы своих вычислений не сможете делать! А серые дни настанут?
Слова охотника были неоспоримы.
Михаил Степанович молча снял фуражку и вытер пот, выступивший на лбу его. По опыту, прежних экскурсий он знал, что значит заблудиться в лесу, имеющем даже какой-нибудь десяток верст; теперь их обступала тянувшаяся на тысячи верст вековая тайга, изрезанная горами, пропастями и непроходимыми болотами. Заблудиться в ней — значило обречь себя на верную смерть.
— Может, Едигей наш бывал здесь? — глухо проговорил Михаил Степанович.
Охотник повернулся на седле и крикнул так, что лошадь под ним шарахнулась от испуга в сторону:
— Эд-ди-ге-ей!!
Громадный черный глухарь, вытянув сине-зеленую шею, выскочил почти из-под копыт коня его и, тяжело захлопав крыльями, взлетел и исчез тут же в потемках.
Услыхав зов, татарин, беседовавший о чем-то с Антоном, пустился вскачь и, лихо обогнав беспечно растянувшийся по-прежнему караван, сдержал коня около медленно подвигавшихся вперед Михаила Степановича и Свирида Онуф-риевича.
— Знаешь ты эти места? — спросил охотник.
Едигей отрицательно мотну л головой.
— Где знай — впереди ехал, где нет — позади: ехал!
Необычайное выражение лица молодого этнолога не укрылось от зорких глаз татарина. Он насторожился.
— Мы тебе откроем тайну, Едигей, — вмешался Михаил Степановнч, — только смотри, никому не говори, не надо напрасно пугать других; я потерял компас и теперь не знаю, куда ехать!
— Це, це, це… — зацокал татарин, сдвигая брови. — А куда ехать надо?
— Теперь — до первого селения. Есть поблизости такие?
— Не знай… — протяжно ответил Едигей. — Худое дело… надо на низ идти!
— Как это на низ, куда? — спросил охотник.
— Куда река бежит, ветер откуда зимой дует! — пояснил, указывая рукой направление, татарин. — Солнце за спина будет. Там большой дорог на Россия — много сел есть!
— Он, вероятно, подразумевает север, — обратился Михаил Степанович к Свириду Онуфриевичу.
Тот кивнул головой.
— А ты сумеешь провести нас туда?
— Не знай… Где узнать?
Едигей повернулся на седле и рысьим взглядом, как бы взвешивая силы ехавших, обежал растянувшуюся позади него вереницу всадников.
Иван Яковлевич, предоставив полную свободу коню своему, сложил обе пухлые белые руки на луке седла. За ним следовал Павел Андреевич. Голова его низко была опущена на грудь, руки висели безжизненно; он спал крепчайшим сном и каким-то чудом удерживал равновесие.
— Только б солнце был! — добавил Едигей, взглянув как будто наверх, в действительности же кинув новый испытующий взгляд на лица Михаила Степановича и его приятеля.
— Надо ехать, — будем пытать!
Михаилу Степановичу вздохнулось несколько легче, хотя тон татарина был далеко не успокоительный.
Во главе каравана поехал Едигей.
В лесу становилось сырее; запахло папоротниками и хвощами, и скоро кони вступили в целое море их и по брюхо пошли в зеленой траве. Мокрая земля зачавкала под копытами.
Едигей несколько раз низко нагибался с коня, рассматривая что-то, наконец остановился.
— Дальше нельзя! — коротко заявил он, спрыгнув с седла и привязывая лошадь к ближайшей ели. — Барахта пришла.
— Что такое? — спросил, думая, что ослышался, Свирид Онуфриевич.
— Барахта — болото по-ихнему, — пояснил Михаил Степанович.
— Верно! — сказал подъехавший Иван Яковлевич. — Это слово мы заимствовали, как и много других, от татар, только дали ему другое значение, однако ясно связанное с прежним!
— Что, что? — испуганно пробормотал Павел Андреевич, упав на шею лошади, остановившейся около других. — Однако… Что такое произошло, в самом деле?
— Ничего, кроме того, что вы носом ткнулись! — спокойно отозвался Свирид Онуфриевич. — Подъехали к болоту и ждем Едигея, вот и все тут!
— Странный вид какой… — заметил, надевая пенсне, Иван Яковлевич. — Что это, туман впереди?