Царь Дмитрий - самозванец
Шрифт:
[1571 г.]
Царь Иоанн, овдовев, пожелал вступить в третий брак и для того по обычаю древнему повелел собрать в Александровой Слободе первейших русских красавиц, числом более двух тысяч, знатных и незнатных, даже и купеческих дочерей.
Но неслись уже по степи легконогие тумены крымских всадников, и тяжело ухала земля от поступи янычарских когорт. Басурманы шли на Русь.
Известие о нашествии царь Иоанн получил с большим опозданием, когда враги уже к Оке подходили. Лишь в мае ворвались гонцы в Слободу с вестью страшной: идет крымская рать несметная, а с ней орда ногайская, всего никак не менее ста пятидесяти тысяч без обозников. Собрал царь Иоанн пятьдесят тысяч войска и в поход выступил.
Как на крыльях долетел и до Оки, успели встать близ Серпухова, в трех верстах. Место было удобнейшее для переправы, сюда же пришла по наущению бояр-изменников и орда крымская. С тревогой наблюдал царь Иоанн, как правый берег Оки заполняется ратью несметной, как с каждой ночью все больше костров на другом берегу зажигается. Приказал он выкопать окопы для пищальников, восстановить старый тын. Пушек же у русских совсем не было, тянулись обозы с пушками далеко позади. На четвертый день царь Иоанн, испугавшись, покинул войско, захватив с собой семитысячную дружину немецкую во главе с Георгием Фаресбахом, которой только и доверял в последнее время, которая стояла стражей вокруг него, оттеснив опричников.
—ЩраЙ35 -
В ту ночь перешла орда крымская Оку в другом месте, у Сенькина брода, лишь местным жителям известного, и разлилась половодьем по равнине, прижимая полки русские к Оке. Так быстро шли татары, что настигли даже царя Иоанна в походной ставке его, так что Иоанн был вынужден спешно бежать к Коломне, бросив шатры и рухлядь царскую на потеху крымчакам поганым.
Миновал царь Иоанн и Москву. Много было оружия в Кремле и замке опричном, много было припасено зелья огненного и пушек огромных, достало бы для обороны долгой, но царь думал только о собственной безопасности, мнилось ему, что бояре-изменники хотят выдать его крымскому хану. Разослал Иоанн гонцов во все опричные города и уезды с призывом ко всем детям боярским немедля прибыть, но не в Москву, а в Ростов, где он остановился в ожидании известий о сражении русской рати с крымской ордой, готовый в случае поражения бежать дальше на север, в Ярославль, а потом в Вологду. Лишь небольшой полк под командой князя Василия Темкина-Ростовского направил царь Иоанн в Москву, приказав тому разместиться в опричном замке на Неглинной и в окрестных улицах.
В Москве же было сущее столпотворение вавилонское: окрестные жители, испуганные слухами о приближений несметной крымской рати, стекались под защиту московских стен. Вскоре появились и полки земские, вырвавшиеся из охвата крымчаков. Не рискуя сражаться с врагом в открытом поле, они тоже стремились укрыться за стенами Москвы. Большой полк во главе с князем Иваном Бельским стал на Большой улице, передовой полк во главе с князем Михайлой Воротынским на Таганском лугу, а полк правой руки во главе с князем Иваном Мстиславским на Якиманке. Преследовавшие их вороги остановились в Коломенском, а сам крымский хан Дев-лет-Гирей разместился в Воробьеве, чтобы лучше видеть взятие ненавистной столицы московитов.
Утром следующего дня, мая 26-го, вдруг, откуда ни возьмись, набежала маленькая тучка и враз стало темно, и в наступившей темноте взметнулись сразу в нескольких местах поса-
да, вкруг всей Москвы, языки пламени, и поднялся в недвижном доселе воздухе вихрь невиданный, дувший с разных сторон на Кремль. Горели дома и храмы, жаром пышущим поднимало вверх крыши, и Летели они по воздуху, как ядра огненные, перелетали стены замка опричного, стены Китай-города и Кремля, и начинался там пожар великий, не осталось ни одного дома или двора деревянного, а от каменных лишь стены закопченные. А как добрался огонь до погребов пороховых в замке опричном, то раздался грохот ужасный и поднялся весь замок в воздух и рассыпался там на куски, и падали камни на землю, и струился по земле запах серный. А вслед за тем взорвались две башни Кремлевские и разнесли до основания стену между ними.
Метались по улицам люди, жители и гости московские, беглецы и ратники, бросались в поисках спасения в узкие улочки, ведущие к реке, сталкивались, спотыкались, падали, шли по телам упавших и, в свою очередь, падали, загромождая улочки до самых крыш. Метались по улицам обезумевшие кони, давя и старых и малых и от запаха крови впадая в еще большее безумие. Те же, кто прорвался к реке, люди ли, кони ли, бросались в воду, в которой видели единственное спасение от огня, и находили смерть еще более мученическую. Говорят, что восемьсот тысяч в Москве тогда сгорело и в реке утонуло.
Еще то сказать, из трех главнейших воевод двое в Москве погибли. Князь Иван Бельский задохнулся в подвале собственного дома, где он пытался укрыться от шквала огненного. А мужественный князь Михаил Иванович Воро... (тут в чистой рукописи имеется одна из редких помарок, многие буквы вымараны, оставшиеся же читаются как Вороной. — Прим, пер.), никогда ни перед чем не отступавший, даже и перед огнем, пытался пробиться, но был придавлен обломками рухнувшего дома. Лишь князь Иван Мстиславский вышел невредимым,
Никого и ничего не осталось в Москве. Как только унялся огонь, крымчаки снялись со своих стоянок и отправились к родным очагам, с каждым шагом убыстряя бег. Хоть и басурманские души, но и они содрогнулись в ужасе от зрелища невиданной доселе кары Всевышнего.
Но ни поражение великое, ни уничтожение богатейшей его столицы не послужило для царя Иоанна знаком Свыше, не направило его сердце к покаянию, не смирило его свирепства. Малюта Скуратов нашептывал об измене бояр и вновь протягивал нити заговора в ближайшее окружение царя. Казни последовали незамедлительно. Глава Думы опричной и брат покойной царицы Марии Михаил Черкасский был на кол посажен, князь Василий Темкин-Ростовский, чудом спасшийся во время пожара московского, был обезглавлен, опричного кравчего Федора Салтыкова утопили. Но особенно царь Иоанн по наущению Малюты Скуратова опалился на славный род Захарьиных и всю их родню. Василия и Ивана Яковлевых-Захарьиных палками забили, Яковлева Семена Васильевича на плахе казнили, а с ним сына Никиту. Великого боярина Шереметева, Ивана Большого заставили в монахи постричься, чтобы потом удавить. Даже женщин с детьми не пожалел царь. Авдотью, дочь покойного Василия Михайловича Захарьина, так много и честно ему послужившего, зарезали вместе с единственным малолетним сыном.
Но беспощадный к своим подданным царь Иоанн был вынужден склониться перед победителем. Июня 15-го вблизи Москвы царь Иоанн в одеждах смиренных принимал послов крымского хана. И сказали послы: «Так говорит тебе наш царь: мы назывались друзьями, ныне стали неприятелями. Но братья ссорятся и мирятся. Отдай Казань с Астраханью, и будем же отныне друзьями. — Видя, что слова их не производят впечатления должного, послы продолжили: — Так говорит тебе наш царь: жгу и пустошу Русь только за Казань и Астрахань. Везде искали мы тебя, и в Серпухове, и в самой Москве, чтобы сразиться в честном бою. Но ты лишь похваляешься величием царским, а в минуту решительную не нашел в себе ни мужества, ни достоинства, чтобы выйти против нас и встать в поле. Укрылся трусливо в лесах северных, и за грехи твои и срам отвратил Господь взор свой от града твоего и допустил, чтобы кознями дьявольскими сгорел он дотла. Не ищу я ни венца, ни головы твоей, дай лишь клятву поручную за себя, за детей и внучат своих и именуйся, как и раньше, великим князем и ца-
рем Всея Руси. Если же не сделаешь, чего требую, на следующий год опять приду, ибо узнали мы пути государства твоего». И грозный царь смиренно предложил хану крымскому Астрахань, о Казани же обещал подумать.
И тут же устремился в Слободу Александрову, где невесты давно уж собрались и царского выбора дожидались. Иоанн ни одной не выказал наперед своего предпочтения, с каждой сам поговорил, расспросил о родителях, о том, где жила, да что умеет, да чем заниматься любит. Так выбрал он Марфу Соба-кину, к всеобщему удивлению и разочарованию, потому что ничем она особым не выделялась в ряду других девиц: ни красотой лица, ни дородностью, ни нравом приветливым, ни знатностью. Вероятно, надеялся царь Иоанн, что родня ее многочисленная, не связанная ни с какими родами знатными или в опричнине возвысившимися, станет ему новой опорой. Июня 26-го состоялось обручение, отец невесты, Василий Со-бакин, был немедленно пожалован в бояре, дядья ее стали окольничими, а брат — кравчим. ,