Царь-гора
Шрифт:
– А ну не ори тут! – погрозил ей Федор, в спешке натягивая брюки.
Дверь в комнату распахнулась, на пороге возник дед Филимон, из-за него выглядывала Аглая.
– Чего буянишь-то? – поинтересовался дед.
Федор, вдруг засмущавшись, торопливо надел рубашку, застегнулся.
– А вы-то чего? Врываетесь… Лошади какие-то… – Он оглянулся на окно, но наглой морды уже не было.
– Ты ж в поход собрался, – ответил дед, – а все дрыхнешь. Вон, Аглайка прискакала.
Федор посмотрел на часы – они показывали половину пятого.
– Да, – медленно сказал он и потер висок, – если девушке приспичивает в полпятого утра идти со мной в поход, это что-нибудь да значит.
Аглая громко и выразительно фыркнула.
– В горах нет уличных фонарей, надо пользоваться солнечным светом. А солнце давно в небе.
– Чья это лошадь? – В мысли Федора закралось не очень приятное подозрение.
– На ближайшее время – твоя.
– Ох, нет, – простонал он.
– Да, – улыбнулась Аглая. – Готовь свое седло к долгому массажу.
Федор на мгновение одеревенел от изумления.
– Где ты набралась этого вульгарного цинизма?
– Ты просто плохо меня знаешь, – ответила она, исчезая. – Даю тебе на сборы пятнадцать минут.
– Во так вот, – сказал дед, двинув головой. – Понял, Федька?
– Тоже мне, командирша нашлась, – крикнул Федор в окно.
– И штаны застегни, – сурово добавил дед. – А девку мне чтоб не обижал.
Суетливым движением Федор подтянул молнию на брюках.
– Обидишь ее, как же, – пробормотал он.
…Пять часов спустя позади осталось горное ущелье с ручьем, по которому перешли на другую сторону Курайского хребта. Федор взмолился:
– Все. Перерыв на обед.
– Натрудил мозоль?
– Целых две.
– Говорила же тебе, сиди ровно и держись ногами. А ты прыгаешь на лошади, как бурдюк.
– Да лучше сидеть на электрическом стуле, чем на этой скотине, – вспылил Федор.
Аглая подъехала ближе и вдруг хлестнула сорванной веткой по крупу его лошади.
– Догоняй!
Она понеслась галопом. Кобыла Федора, резко сменив скорость с первой на третью, поскакала следом, отставая на полкорпуса.
– Ты что делаешь?! Я же упаду! – завопил Федор, прижимаясь к холке лошади.
– А как еще быстро научить тебя держаться в седле? – крикнула Аглая и направила своего чалого жеребца наискосок через мелководную речку. В фарватере поднятых брызг вздымала воду и его каурая кобылка.
Федор, крепко облепив лошадь руками и ногами, отдался на волю судьбы.
Когда он почувствовал, что кобыла пошла медленнее и тяжелее, вокруг был лиственничный перелесок, покрывающий горный склон. Узкая дорога забирала вверх и терялась в свиристящих зеленых дебрях.
– Сколько это мы отмахали? – спросил он удивленно.
– Километров восемь. Хочешь передохнуть?
Федор распрямил спину, проверил свои ощущения и с содроганием ответил:
– Я не смогу с нее слезть. Кажется, я прирос к этой скотине. Даже страшно подумать, что ждет меня на земле.
– Вот и хорошо. Едем дальше.
– Дорогая моя Аглая, – с мукой в голосе произнес Федор, – тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты изверг? Извергиня.
– Первый раз слышу.
Федор стоически превозмогал себя еще пару часов, периодически принимаясь разминать затекшие плечи и седалище: крутил поочередно руками и пытался вставать в стременах.
– Что ты делаешь? – спросила Аглая, наблюдая за его телодвижениями.
– Даю роздых мозолям, – ворчливо ответил Федор.
За эти два часа вокруг сменялись разнообразные картины: сосновые боры, светлые кедровые редколесья, ковыльные степи, кормящиеся стада овец и дремлющие возле них пастухи, альпийское разноцветье, гудящее шмелями и завораживающее красками. В конце концов Федора начало клонить в сон. Он уткнулся лицом в гриву кобылы и вдруг осознал, что сидит в густой лесной траве, прислонившись к стволу дерева, а нос ему щекочут мелкие листья соседнего кустарника. Лошади паслись неподалеку, Аглая раскладывала на земле самобранку.
– Как это я? – встряхнулся Федор и тут же пожалел, что сделал это. Все тело, до самой мелкой косточки, ныло и жаловалось, не желая больше совершать какие-либо движения. Да и без движений все мышцы пели на разные лады, выводя грустную, очень несчастную мелодию боли.
– Лошадям тоже нужен отдых, – флегматично объяснила Аглая.
– А-а, – сказал Федор и подумал, что нужно бы оскорбиться, но не стал – не было сил.
Он принялся молча насыщаться. Не хотелось тратить усилия на разговор, и вскоре Федор обнаружил, что ни ему, ни Аглае затянувшееся молчание не в тягость.
– Хорошо, когда людям есть о чем молчать, – заметил он, жмурясь на пробившееся сквозь сосновые лапы солнце. – Между прочим, это важный показатель психологической совместимости.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Просто хочу, чтобы ты имела это в виду.
– С тех пор как ты приехал сюда, это первый раз, когда тебе лень изображать болтуна, – сказала Аглая.
– Непринужденная светская болтовня тоже, знаешь ли, большое искусство, – раздраженно ответил Федор. – И потом, почему ты все время мне перечишь? Самоутверждаешься за мой счет? В конце концов знай свое место, женщина.