Царь-гора
Шрифт:
– Что в России делается, слыхали?
– Живем тихо, – угрюмо ответил тот, – откеда нам слыхать. А что антихрист куражится, и без того ведомо.
– Антихрист, говоришь? – тяжело молвил Шергин. – Да он и здесь уже. Отсидеться в тиши хотите?.. – Он покачал головой. – Не выйдет.
Баба испуганно прикрыла рот рукой.
Через час к Шергину явился ротмистр Плеснев, от него пахло водкой, запасенной в Айле. Он был красен и воинствен: без предисловий предложил провести мобилизацию среди кержаков и ждал немедленного согласия полковника.
Но тот
– В армию раскольников не забривали.
Ротмистр выкатил глаза и выдохнул:
– Так пускай хоть теперь послужат отечеству, мужичье непоротое. Пошлину веками в казну не платили, чего ж с ними нынче церемонии разводить…
– Делайте как хотите. – Шергин утомленно махнул рукой, отсылая Плеснева прочь. – Только не очень там.
Зная нрав ротмистра, он ждал воплей с улицы, навязчивого шума и бабьего переполоха. Но ничего этого не было. В пустой избе, не богатой имуществом, однако чисто прибранной, медленно текло время и тихо скреблась под полом мышь. Хозяева избы убрались к соседям. Васька пропадал, затем явился, узнал, не надо ль чего. Шергин прогнал и его. Нестерпимо болела голова, он пытался освободить ее от лишних, похожих на гири, мыслей, но не мог ни поднять их, ни выбросить. Близость монгольской границы действовала на мысли таким образом, что они становились все более необъятными, тяжеловесными и к тому же раздваивающимися, как недавно родившийся где-то двухголовый младенец.
Часам к шести Шергин не стерпел обманчивого спокойствия за окном и вышел на крыльцо, кликнул проходившего солдата, спросил, где ротмистр Плеснев. Солдат почесал лоб под шапкой.
– С дохтором, кажись, был. Новеньких ему сдавал.
Шергин отправился разыскивать доктора. Долго ходить не пришлось: доктор открыл медицинский кабинет под открытым небом. Стулом ему служил чурбан для рубки дров, а стола не требовалось – записей и историй болезней доктор не вел.
Перед ним переминались с ноги на ногу и мерзли на ветру четверо молодых кержаков, раздетых до подштанников. Еще двое уже были признаны годными.
– Повернись, – велел доктор следующему, – вытяни руки. Подойди ближе и спусти штаны.
Парень заупрямился, и в ребра ему уперся солдатский штык. Опустив голову, он подчинился.
– Годен, – сказал доктор. – Следующий.
Шергин дождался конца осмотра. Когда шестерых новобранцев увели, он недовольно спросил:
– Что за комедию вы устроили, доктор?
– Я всего лишь выполняю свои обязанности, – невозмутимо ответил тот. – Мобилизованные должны быть освидетельствованы.
– Напомните мне, когда вы в последний раз выполняли эту свою обязанность?
– Однако…
– Правильно, никогда. Не до этого теперь. Так, какая же шлея попала вам под хвост сейчас?
– Я должен был проверить, нет ли у них венерических болезней.
– Они здесь изолированы от всего мира, доктор.
– Опыт показывает, что в изолированных обществах эти болезни поражают все население, если их занесет кто-то один. А что из деревни наведываются в обжитые места, у меня не вызывает сомнений.
– Поясните.
– Я заметил у них инструменты фабричного производства. И одежда большей частью не из домотканого холста.
– Браво, доктор, – с легким удивлением сказал Шергин.
– Простите, господин полковник, я вам больше не нужен?
Лунев дернул бровью и потянулся рукой в карман шинели. Выражение его бледного лица сделалось расслабленным и одновременно застывшим. Не дожидаясь ответа, он скрылся в упавших сумерках, еще более густых оттого, что огонь сгонял тени в пространство между кострами.
Надышавшись воздухом, Шергин вернулся в избу, крикнул Ваську и потребовал горячей воды. Через час в дом ворвался прапорщик Овцын и испортил блаженство отпаривания заскорузлых мозолей.
– Ротмистр Плеснев определил зачинщиков сей провокации числом пять и распорядился пороть, а женский пол отправить по домам. – Он поморгал от волнения, набрал воздуху в грудь и обиженно выдохнул: – Да за кого они нас принимают!.. За разбойников… башибузуков?! Это вовсе нестерпимо!
– Успокойтесь, Митя, – проговорил Шергин, вытирая ногу. – Не рвите себе душу. Скажите лучше, что за моча ударила в голову ротмистру Плесневу?
– Этого я не знаю, – на мгновение сконфузился прапорщик. – Но могу предполагать. Ротмистру ударила в голову успешно проведенная мобилизация среди местного населения.
– Ну и как же он ее проводил? – поинтересовался Шергин.
Тут Митя Овцын замялся.
– Об этом, господин полковник, вам лучше спросить у самого ротмистра Плеснева.
– Черти, – пробормотал Шергин, натягивая сапоги.
По пути им встретилась пара ковыляющих мужиков, виснущих на бабьих плечах. Порка завершилась, солдатская масса гудела одобрением, хохотом и бранью в адрес раскольников. Со стороны прилетел женский взвизг, отчего хохот усилился. Шергин молча расталкивал загораживавших дорогу солдат. Митя Овцын где-то потерялся.
Возле одного из костров показался ротмистр. У него было багровое в отблесках огня лицо и опасно веселые глаза.
– А-а, господин полковник, – развязно крикнул он, – просим к нашему шалашу. Отведайте блюдо под названием «седло поротого сектанта».
Он протянул Шергину шашку с нанизанным куском поджаренного мяса.
– Встаньте, ротмистр, и благоволите пойти со мной. Я хочу задать вам пару вопросов.
– Вам нажаловались эти деревенские свиньи, – предположил Плеснев, когда они отошли в сторону, где было свободней и темнее. Он говорил громко и с вызовом.
– Не угадали.
– Не угадал? – разочарованно переспросил ротмистр. – А-а, вы хотите знать, как прошла мобилизация этих сволочей.
– Можно и так сказать. Только говорите тише, я не глухой.
– Отдаю должное нашему доктору, хоть и мерзавец каких мало. Без его совета мы бы этих столбоверов упрямых до смерти запороли, а ничего не вышло б. Не желают они воевать за веру и отечество, хоть тресни. Ну да, у них же и вера другая и отечества никакого… как такового. – Ротмистр всхохотнул.