Царь-гора
Шрифт:
Но и за очередным поворотом выхода не оказалось. Головешка от костра прогорела и давала тусклый красный свет. Ложкин-старший поднял ее выше, и младший почувствовал, как трясутся колени, когда не увидел ни стен, ни потолка. Вокруг было огромное пустое пространство, плотно наполненное тишиной, которая вязла в ушах.
– Эй! – громко крикнул он.
– Ты чего? – вздрогнул старший.
– Ничего. Жутко мне. Кабы не сгибнуть здесь.
– Пошли взад, – рассудил старший. – Говорил тебе, надо было там в другую сторону сворачивать.
– Говорил. А я тебе говорил, не нужно от дыры уходить. Погрелись бы и ладно. Черт же тебя потащил. Поглядим, поглядим. Вот и поглядели. Вот и сгибнем теперь тут, – в голосе младшего появилась паника.
– Не мочи штаны прежде времени, Алешка. Тут, должно, много выходов. Какой ни то найдем. Гора большая.
– То-то и оно, что большая. А может, нас там ищут? – обнадежился он. – Сколько мы тут? Утро небось уже.
– Может, и утро. А поищут да перестанут, – спокойно отозвался Ложкин-старший. – Не больно-то сюда господа офицеры сунутся. А если сунутся, мы их… – он стряхнул с плеча винтовку и сильно ткнул прикладом в воздух… – того.
– Ты чего? – растерялся младший. – Зачем – того?
– А чтоб из нашего брата кровь не сосали, в морду тычки не раздавали да по горам без толку не гоняли.
– Ты чего, Мишка, говоришь такое? – недоумевал младший. – Они ж с нами все терпят, поровну.
– Ага, поровну, – злобился Ложкин-старший. – Небось у офицерья нынче и костер дольше горел, и в часах им стоять не надо, ж… морозить. И портянки им денщики высушат и воды с утра нагреют.
– Им же по чину… положено так, Мишка, – все больше пугался младший. – А без чина это же что… это каждому, что вздумается…
– А что ж тут плохого, если вздумается? Человек, он же для полета. А не вшей разводить, так?
– А Бог? – упавшим голосом спросил младший. – Его-то тогда куда? Тоже… того?
– Глупый ты какой, Алешка, – рассердился на брата Ложкин-старший. – Бога ему куда. А может, нету никакого Бога. Говорят же, что нету. Красные белых и без Бога за милую душу треплют. А нам с тобой, что же, помирать за этого Бога, за офицерские теплые подштанники и тычки в морду?
Головешка погасла, напоследок прищелкнув. Братья остались в кромешной тьме.
– Ну вот, – тоскливо сказал младший, – теперь мы умрем не за Бога и не за теплые подштанники, а по дурости.
– Ты меня, Алешка, не зли лучше… – начал было старший, но вдруг примолк. – Тсс…
Прошло с полминуты.
– Слышишь? – прошептал старший.
– Идет кто-то, кажись. Далеко будто.
– Не, близко. Молчи.
Послышался тихий шорох. Младший Ложкин последовал примеру и тоже стянул с плеча винтовку, осторожно передернул затвор. Ладони вспотели от внезапного страха. Никто из отряда не мог приближаться сюда такими легкими, шелестящими шагами.
– Это подземная чудь, – произнес он едва слышно, одними губами. Но старший понял его.
– Щас мы ее…
Впереди возник желтый огонек. Он медленно двигался и чуть покачивался. Младший Ложкин крепче сжал винтовку и прицелился.
Из темноты выплыло лицо старика, а затем он обрисовался весь – белоголовый, с длинной бородой, сгорбленный, одетый в грубую мешковину, с крошечной масляной лампадкой в руке. Света она давала так мало, что было непонятно, каким образом старик виден целиком, с головы до ног. Словно сам себе был лампой.
– Ну что, заплутали, молодцы? – со странной лаской спросил старик. Голос его не скрипел, не дребезжал и был полон совсем не стариковской силы.
– А ну, – прикрикнул на него Ложкин-старший и ткнул вперед винтовкой, – руки вверх, чудь подземная.
– Ахти, да какая же я чудь? – удивился, но совсем не испугался старик и продолжал источать спокойную ласку. – Вы глаза-то, молодцы, разуйте. Русский я человек, веры христианской.
– А ежели не чудь, – неуверенно произнес Ложкин-старший, – тогда говори, что ты тут делаешь, старая ветошь. Не то… – он опять ткнул стволом в воздух.
– Что делаю-то, миленький? – переспросил старик. – Живу да Богу молюсь. И ты со мной жить будешь.
– Это с чего? – Ложкин-старший так удивился, что опустил винтовку.
Старик не ответил ему. Вместо этого он сказал:
– Ну, идемте, выведу вас к свету. Здесь вам оставаться не нужно. Эк вас далече занесло.
– А где мы, дедушка? – спросил младший из братьев.
– Глубоко, моя радость, глубоко. В самом нутре горы.
– Как же мы сюда попали? Мы и шли-то недолго, – изумлялся младший.
– А тут долго и не надо. Коготок увяз – всей птичке пропасть. Ну, идем, что ль? Или здесь хотите остаться?
– Идем, – хором ответили братья.
Старик повел их в ту сторону, откуда они пришли. А может, в противоположную – братья в темноте потеряли направление. Лампадку старик держал перед собой, и Ложкиным, шагающими сзади, света едва доставалось. Но тут по бокам стали вспыхивать сами по себе огни, словно невидимая рука зажигала фонарики. Братья, шарахаясь от огней, со страхом озирались, а старший водил винтовкой, не зная, куда прицелиться.
Старик обернулся.
– Не дивитесь, – сказал, – так должно быть.
На братьев его слова подействовали успокаивающе. Младший повеселел, предчувствуя скорое спасение, старший закинул винтовку на плечо и спросил:
– И куда же ты нас выведешь, старик?
– А куда надо, туда и выведу.
– Ты вот что. Ты нас выведи под гору и на северную сторону. А там уж мы сами смекнем, куда податься.
– Да нет, миленький. Под гору тебе не надо, – ответил старик, не оборачиваясь. – Пропадешь ты там.