Царь Ифритов
Шрифт:
Внутренне царевич стал весь как натянутая струна. Ведь помнил он слова старика Зариба, что древний это инструмент – юрра, что не осталось умельцев, играющих на ней, выходит, знал Ямайн Зариба. Так может, и языка он его лишил? Чем так прогневала царя музыка, лучшее из всех искусств?
И такой гнев поднялся в тот момент в душе царевича, что забыл он об осторожности, и едкие слова сорвались с его языка:
– Интересно мне знать, что за развлечения ты приготовил для меня! Быть может,
Кровь бросилась в лицо царю Ямайну, а Эшиа продолжал:
– Твоя страна гибнет, пока ты купаешься в роскоши и набиваешь брюхо дорогими кушаньями! Солнце окрашивает красным твои земли, и цвет этот больше напоминает кровь, а не доброе вино. Я был в разоренных тобою землях и видел обиженных тобою людей. Чем они провинились? Были недостаточно хороши для тебя? Или слишком мудры, слишком умны, слишком прозорливы, чтобы не видеть, в какую пропасть ты ведешь свой народ? Твое правление разрушительно, царь Ямайн! Ты гордишься древней историей своего царства, но пройдет еще сотня лет – и от твоего царства останется только труха и пыль, потому что ты не удержишь его в своих дряхлых руках.
– Да думаешь ли ты что и кому говоришь, мальчишка!.. – прорычал царь Ямайн.
Царевич Эшиа резко вскочил на ноги и задел стол. Кубки пошатнулись, опрокинулись, и вино разлилось по столу, точно кровь.
– Тошно мне рядом с тобой находиться, царь Ямайн, – сквозь зубы сказал он. – Так что позволь мне покинуть твое общество и удалиться спать, как мне и хотелось до того. А на рассвете я оседлаю коня и отправлюсь дальше. Я должен разыскать деда. И не только: теперь я вижу, что должен найти помощь в стороне от твоей страны для тех, кто погибает под твоей царственной рукой. Прости, мой царь, жестокие слова, но других для тебя у меня нет.
Сказав так, царевич Эшиа быстрым шагом покинул зал, и оглушительная тишина сопровождала его до покоев. Эшиа ворвался в них и принялся за сборы дорожных сумок, не намереваясь дольше оставаться в этой стране.
Лабар бледной тенью последовал за ним по пятам и молчал. Эшиа встретился с ним взглядом, едва только слуга появился на пороге, и жестом прогнал прочь.
Этой ночью он заснул не быстро, промучившись в тоскливых думах о печальной судьбе Ямайна, а также о том, куда дальше держать ему путь. По всему выходило, что следующим должно было навестить царя Сиаля в стране-оазисе, что носила имя Самаканд, но до нее было не менее трех недель через Белую Пустыню. Но ведь царь Сиаль был когда-то другом и почти учеником царя Эшиа, сможет ли он дать подсказку?.. Что-то нехорошее заскребло на душе царевича, когда вспомнил он о том, что и царь Ямайн когда-то приходился его деду другом. И вряд ли царь Эшиа был бы счастлив узнать, во что он превратил себя и свою страну. Что, если и царь Сиаль?.. Царевич прогнал злые тревожные мысли прочь. Ни к чему строить домыслов, пока судьба не сведет его с царем Сиалем напрямую. С такими мыслями царевич лежал на неразобранной постели, и сон, наконец, одолел его.
Во сне он стоял на синих камнях булыжной мостовой, круто забиравшей вверх. Светильники на стенах едва заметно покачивались от ветра, которого он не мог ощутить. Сумрачная тишина окутывала безлюдный город. Как зачарованный, он пошел вперед, по синим, почти прозрачным камням, в синюю темноту, манящую, будоражащую воображение. Никого не встретилось ему на пути. Только издалека слышались тихие звуки юрры. Чьи-то пальцы перебирали струны, и мотив был незнакомым, и очень далеким, тоскливым и плачущим, навевающим мысль об одиночестве и печали. Однако это, несомненно, была юрра – никакой другой инструмент не мог бы сравниться с ней в благородстве звучания. И что-то влекло царевича туда. Ему мнилось, что, увидев музыканта, он получит ответы на многие свои вопросы. Но едва он принял такое решение, синие камни мостовой растаяли под его ногами…
Эшиа проснулся. Сердце его неистово колотилось, и по вискам тек холодный пот. Так бывало всегда, когда его мучили кошмарные сны, но сейчас сложно ему было вспомнить сон. Воспоминания и образы ускользали из памяти. Но сон закончился, а смутная тревога не проходила. Царь Эшиа в былые времена учил его, что тревоге такой стоит доверять, и чем меньше под ней разумности, тем более велик шанс, что чувства гонят нас прочь от неявной еще опасности. Самого царя Эшиа такое чутье не раз уводило от беды, и царевич счел нужным довериться ему теперь. Его дорожный мешок был собран, и оставалось только одеться в свою прежнюю одежду и замотать вокруг головы чистый синий платок.
Сделав так, царевич Эшиа скользнул в темноту коридора.
Он медленно шел вперед, и сам о себе думал, что крадется, словно разбойник. И в другое время эта мысль вызвала бы у него улыбку или смех, но сейчас было ему не до веселья. Словно и в самом деле он совершал побег или кражу. Иногда ему казалось, что чувствует он спиной на себе чей-то взгляд. Но никто не шел за ним следом, не окликал его и не пытался остановить, хотя тревога не проходила. Однако когда он уже был готов распахнуть двери, ведущие прочь из дворца, чтобы навсегда покинуть Ямайн, он остановился, услышав странный шум.
Конец ознакомительного фрагмента.