Царь-кукла
Шрифт:
Первая половина дня прошла как в тумане. До обеда он принял нескольких пациентов, но в памяти от них осталось не много.
Один жаловался на шизофрению.
— У меня в голове звучит голос! — сообщил он.
— У всех в голове звучит голос, — рассеянно отвечал Капралов. — Вопрос лишь в том, ваш это голос или чей-то еще…
Следующий был интереснее: он был уверен, что заговорил по-немецки.
— Вы знаете немецкий? — спросил его психиатр.
— Разумеется, нет, черт вас побери! — загорячился тот. — В этом-то все и дело!
—
— Да потому! У меня все выходит грубым и корявым! Это должен быть немецкий!
Потом по краю сознания чиркнула склока у регистратуры.
— Псих! — во весь голос кричала женщина мужчине в спортивном костюме.
— Лучше быть мною психом, чем нормальной тобой! — заковыристо отвечал тот.
Человеческая голова напоминала Капралову глобус. С глобусом можно играть, можно им любоваться и даже отвечать по нему урок, но никогда не увидеть на нем никого из семи миллиардов людей. То же и с головой: сколько ни препарируй мозжечок и гипоталамус, так и не поймешь, где прячется и как выглядит личность. Это было главным проклятьем его профессии, и оно же оправдывало ее существование.
— Здравствуйте, Лука Романович, — удивленно ответила Раиса.
— Думаю, ты уже догадалась, что сегодня у нас необычная встреча. И ты права, это так!
Он встал, обогнул длинный овальный стол и уселся одной ягодицей на его край.
— Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь, не так ли? — тихо спросил он, приблизив к ней лицо.
— Конечно… — неуверенно ответила она.
— Значит, ты мне доверяешь?
— Разумеется… А к чему это вы…
— Значит, должна доверять и дальше! Все, что я делаю, я делаю исключительно в твоих интересах. Ты понимаешь?
В окно заглянуло осеннее солнце, высветило летающие между ними пылинки, на мгновенье ослепило Капралова и быстро скрылось.
— Лука Романович, вы меня пугаете…
— Не бойся, я на твоей стороне!
Он вернулся на место, обвел взглядом комнату и мысленно сосчитал до десяти.
— Итак, меня все слышат?
— Чего это вы… — начала снова Раиса, но вдруг протяжно перебила саму себя:
— Саломат бошед, Лука Романович! Я слышать очень великолепно!
И тут же с легким скрипом:
— Да-с, соглашусь, акустика здесь, доктор, неплохая! Давненько не виделись!
И еще скороговоркой:
— Здрасти-здрасти! Решили устроить коллективный сеанс?
Капралов немного подождал.
— Это все? По-моему, кого-то не хватает…
— Я же сказал — не лезь ко мне! — раздался тонкий голосок. — Тебе чо, мало этих козлов?!
Капралов взволнованно потер ладони.
— Ну вот, наконец-то мы все и встретились.
— Этого дня я ждал очень долго, — сказал он, поборов волнение. — Надеюсь, вы тоже его ждали. Вместе нам удалось добиться многого. Из темноты, в которой по большей части пребывал каждый из вас, мы вышли на свет. Мы сделали огромный шаг. Только вместе, только будучи честными друг перед другом…
— А, решили устроить нам очную ставку? — перебил его Пантелеймон Никанорович.
— Не понял?.. — осекся Капралов.
— Ну как же! Если мне не изменяет память, в последнее время вас больше всего волновал Раисин пупсик. В таком случае, заявляю сразу — я его не брал.
— И я не брал, — сказал Профессор. — Впрочем, я об этом уже говорил.
— Я тоже не брала этот пупсик! — воскликнула Шахноза. — Какой мне от него нужда!
— А я вообще не при делах, — пропищал Толян.
— Не брали, да?.. — покорно переспросил Капралов. — Ну и ладно… Бог с ним… Я вас позвал не по этому поводу.
Он умолк и стал заново собираться с мыслями.
— Прям заинтриговали! — задорно воскликнул Пантелеймон Никанорович.
— Да уж, не томите, любезнейший, мы всё внимание! — поддакнул Профессор.
— Я хотел… Я хотел узнать, что вы теперь чувствуете. После того, как научились… э-э-э… наблюдать за жизнью друг друга.
— Я надеялся, что вы об этом спросите, — сказал Пантелеймон Никанорович. — Знаете, странное ощущение. Будто подглядываешь в замочную скважину.
— Значит, не нравится?
— Это неправильный вопрос. Это необходимо…
— Мы должны понимать друг друга, — согласилась Шахноза. — Какой-то другой способ у нас нет. Я думать, что вы тоже хотеть, чтобы мы понимать? Немного страшно… Но мы немного терпеть, и тогда все меняться к лучшему. Я смотреть в будущее с очень большой оптимизм!
— Не хочу никого понимать, — вмешался Толян. — Хочу, чтобы от меня отвязались!
— Это вы, юноша, от невежества так говорите, — сказал Профессор. — Не видите своего блага-с. Но ничего, для этого есть взрослые…
— И что вы собираетесь делать? — спросил Пантелеймон Никанорович. — Ведь у нас фактически начинается новый этап.
— И то правда, — согласился Профессор. — Не завидую вам, голубчик. Ваша жизнь теперь весьма усложнится. Виданное ли дело — принимать за раз пять человек! Глядишь, запишут в стахановцы!
— Это будет зависеть от многих факторов, — сказал Капралов, разглядывая свои лежащие на столе руки. — Нужно посмотреть в динамике, оценить степень…
— Скажите им уже, Лука Романович! — отрывисто перебила его Раиса и отвела глаза.
— Сказать?.. Не знаю… Не уверен, что сейчас…
— Да, скажите, сколько можно тянуть!
— Хорошо, тогда слушайте!
Он взмахнул рукой, зацепил стакан с карандашами, и они один за другим покатились на пол.
— Вы все части одного целого. Кто-нибудь с этим спорит? Нет. Прекрасно! Вы когда-нибудь задавались вопросом, для чего мы с вами встречаемся?
— Потому что вы хотите нам помочь? — настороженно предположил Пантелеймон Никанорович.
— Совершенно верно, потому что я хочу вам помочь. Я хочу вам помочь снова стать тем, чем вы когда-то были, тем, чем вы должны быть. И мне кажется, вы правы, теперь мы готовы сделать в этом направлении первый практический шаг.