Царь-кукла
Шрифт:
Ничего этого Капралов не знал, но Владимир Михайлович вздохнул с облегчением и даже повеселел, когда разговор сразу пошел не о литературе.
— Вы правы, мы действительно ищем царскую матрешку, — подтвердил он, — но, боюсь, я не могу сказать, как она выглядит, и уж тем более показать. Пока это конфиденциальная информация. Она планируется к участию во Всемирной выставке в рамках нашей экспозиции. Как вы понимаете, мероприятие государственного значения, а посему — c'est la vie[1]…
Оттарабанив это, он немного обмяк и осторожно поинтересовался:
—
— Я пишу исследование об истории народных промыслов, — соврал Капралов. — А Леонид Сергеевич согласился помочь и попросил вас о встрече.
— Все это хорошо, но почему вы пришли ко мне? Как вы узнали?
— Вы же проводите пиар-кампанию в прессе… — уклончиво ответил Капралов.
— Понятно… Вы знаете, кто это?
Капралов проследил за его взглядом, обернулся и увидел деревянный бюст.
— Честно говоря, затрудняюсь… — сказал он, разглядывая бородатого старика. — На Толстого похож…
— Подсказываю: ему первому пришла в голову идея эволюции.
— Неужели господь бог?
— Нет, Чарльз Дарвин. Знаете, в чем его главная заслуга? После него стало трудно придумывать для следствия произвольную причину. Теперь ты либо веришь, либо знаешь.
Он помолчал, потом невесело улыбнулся и сказал:
— Думаю, Лука Романович, на самом деле вы пишите исследование по истории народных вымыслов… Я не верю ни единому вашему слову. Как вы могли связать активность в прессе именно с министерством? С чего вы взяли, что нам нужна именно эта матрешка? Вы правда хотите что-то узнать, или достаточно того, что я уже сообщил?
— Хочу.
— В таком случае, начнем сначала. Но сперва ответьте на мои вопросы. А потом я, возможно, отвечу на ваши.
— Давайте попробуем, — оживился Капралов.
— Почему вы ею заинтересовались?
— Любопытство, Владимир Михайлович. И еще я хочу помочь пациенту. Для него это важно. У него, видите ли, внутреннее убеждение, что вокруг неспроста столько говорят о матрешках.
— Похвально… Но внутреннее убеждение нерелевантно. Почему вы решили, что министерство в этом участвует?
— Один бывший кагэбэшник рассказал. Я не знаю, откуда он узнал! Но, видимо, у вас тут все-таки не секретная операция?
— Ладно… И что же вам известно о матрешке?
Капралов рассказал то, что узнал от Ариадны Ильиничны. Министр слушал, не перебивая, и лишь изредка приговаривал: «Надо же… Как интересно… Дотянулся проклятый Сталин…».
— И все это вы смогли сами раскопать? — с удивлением спросил он.
— Можно я не буду отвечать на этот вопрос? Это… э-э-э… тоже нерелевантно.
— Как вам угодно. Но все равно, спасибо за откровенность.
Он слегка хлопнул ладонями по столешнице, повернулся к лежащим в стороне бумагам и небрежно осведомился через плечо:
— Леонид Сергеевич действительно не имеет к этому отношения?
Капралов открыл было рот, чтобы снова соврать, но вдруг сообразил, что тот в действительности хотел услышать с самого начала. Он на мгновенье замялся, набрал воздуха и ответил:
— Пациент, которому я хочу помочь, его сын.
— Вот, значит, как… Ясно, понятно…
Тодасевич задумчиво побарабанил пальцами по столу, встал, сделал сомнамбулический круг по кабинету и остановился у портрета философа Ашкердова. Там он постоял с минуту, задрав голову. Капралову показалось, что он шевелит губами — то ли молится, то ли просит совета, то ли что-то считает. Затем министр передернул плечами, оглянулся и, словно впервые заметив посетителя, кивнул и уверенным шагом вернулся за стол.
— Теперь я слушаю ваши вопросы, — сказал он. — Только особо не обольщайтесь.
— Хорошо, тогда начну с главного. Вам удалось что-нибудь найти?
— Только матрешку из музея. Но пока мы готовили документы, она исчезла.
— Получается, вы столько времени мониторите, а результата нет?
— Странно, но факт. Честно говоря, я начинаю думать, может, остальных частей уже просто не существует и мы зря теряем время…
Капралов подался вперед и негромко спросил:
— Почему вы ищете именно ее?
— Я уже говорил. Выставка. Я действительно планирую ее там выставлять.
— Но сомневаетесь, что это получится, даже если вы ее найдете, не так ли?
Тодасевич шевельнул уголками губ и промолчал.
— Выставка всего лишь прикрытие, я прав?
Полуулыбка застыла на лице министра.
— О’кей… Про эту матрешку столько лет ничего не было слышно. Откуда вы про нее узнали?
— Боюсь, и этого я сказать не могу.
Владимир Михайлович тоже наклонился и доверительно прошептал:
— Но знаете что? Вы с Леонидом Сергеевичем сможете догадаться сами. Нужно быть очень толстокожим, чтобы не догадаться…
5
— Здравствуйте, друзья! — невольно громко и торжественно произнес Капралов, глядя на сидящую перед ним Раису. — Приветствую вас на нашем собрании.
Он специально назначил встречу в конференц-зале, где главврач проводила летучки. Разумеется, они поместились бы и в его кабинете, но он так долго ждал этого момента, что решил обставить его хоть как-то. Свечи и шампанское вряд ли были бы уместны, поэтому оставалась лишь смена декораций.
Возбуждение охватило его еще с утра, с самого момента пробуждения. Гримасничая перед зеркалом в ванной, гладя рубашку, рассматривая пешеходов на улице, он не переставая повторял про себя: «Сегодня! Наконец-то, это случится сегодня!». Он знал, что им всем в конце концов предстоит, и это немного отравляло предвкушение, но неизбежное было необходимо, да и не срочно. Сегодня же он сможет воочию увидеть ту мозаику, что с таким упорством и терпением складывал все эти годы. Он чувствовал себя Чарльзом Дарвином, собравшим наугад коллекцию пересмешников и вдруг осознавшим все многообразие различий и одновременно такое очевидное между ними родство.