Царь Саул
Шрифт:
Амаликский царь был без панциря, в смятой одежде с бурыми пятнами запёкшейся крови. Его рыжие волосы и борода спутались, будто грива животного. В бороде торчала солома. Однако его, видимо, неплохо кормили. Он казался бодрым и шагал довольно свободно.
Копейщики подвели его близко к алтарю, на котором ещё дымились жертвоприношения. Увидев Саула, Агаг закивал головой и попытался изобразить подобие вежливой улыбки. Саул понял: прошло несколько дней, и несмотря на все потери и беды, амаликский царь предполагал жить. Потом Агаг посмотрел на первосвященника, и лицо его стало серым.
Первосвященник
— Надеюсь, ты сдержишь слово? — обеспокоенно спросил амаликец, обращаясь к Саулу. — Смерть для меня миновала?
— Твой меч лишал эшраельских жён их детей. Теперь пусть твоя мать лишится сына, — ответил ему Шомуэл. Он шагнул к поившему рядом воину и вынул меч из его ножен.
— Моя мать мертва, по твоему велению, старик, — тихо проговорил Агаг.
— Молчи, амаликская собака, — зашипел Шомуэл.
— Я не просил пощады в бою, — сказал Агаг, повернувшись к Саулу. — Ты сам оставил мне жизнь, а теперь отбираешь её. Недостойно нарушать царское слово.
— Умолкни, нечестивец, — дребезжащим голосом вскричал Шомуэл и сзади пронзил пленнику поясницу.
— Саул, где же твоё слово? — завопил Агаг, он попытался бежать от рассвирепевшего первосвященника. — Не будет у тебя царской чести, раз здесь распоряжаются злобные старики!
Шомуэл стал бить Агага мечом по голове и по шее. Но из-за слабости рук долго не мог его убить. Наконец, перестав истошно выть, амаликский царь упал изрубленный.
Саул стоял, прикусив нижнюю губу и уперев глаза в землю. Абенир морщился с досады. А сыновья Саула и другие полководцы смотрели в сторону.
— Совершилась месть господа перед алтарём его, — велеречиво пропел один из левитов, пришедших с первосвященником.
Шомуэл покосился на Саула. Бросил меч на камни, взял свой посох и, пошатываясь, пошёл к повозке. Торопливо влез в неё, толкнул возницу. Левиты и слуги побежали рысью. Пихаясь локтями, тоже забрались в повозки. Не оглядываясь, поехали в Рамафаим.
Саул устроил пир после жертвоприношений. Он раздал подарки воинам. Распределил часть овец и волов между пострадавшими в войне людьми ибрим. Затем попрощался с начальниками элефом и, осыпаемый цветами, под радостные клики селян отправился во главе трёх тысяч воинов к себе, в Гибу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПАСТУХ ИЗ БЕТ ЛЕХЕМА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Неподалёку от городка Бет-Лехема, на холмах, покрытых свежей травой с множеством красных маков, какие бывают в весенний месяц «адар», паслись белые и пёстрые овцы. Поджарая собака с острыми ушами лежала в стороне, высунув язык. Солнце припекало, но воздух был ещё лёгок и прозрачен после прохладной ночи.
Худой коричневый человек в оборванной по подолу рубахе, с облезлой козьей шкурой на плечах
Гляди, Шигон, как метко летит мой камень, — похвалился подросток среднего роста, размахивая ремённой пращей и швыряя камни в большой кусок известняка, служивший ему мишенью.
— Метко-то метко, — засмеялся Шигон, топорща седую курчавую бороду и обнажая во рту беззубые десны. — Да крутишь уж слишком долго. Нужно примериться и резко метнуть. Вложить в бросок всю силу. Тогда получится не просто метко, а неожиданно для врага.
— Ну-ка, покажи скорей... — Светловолосый с рыжиной, складный и мускулистый подросток бегом приблизился к Шигону, протягивая ему пращу.
— Нет, я пользуюсь своей, — сказал Шигон нетерпеливому отроку, явно жаждущему стать отличным метателем. И хотя на юнце надета пыла простая туника без рукавов, подпоясанная тонким ремешком, серебряное кольцо в правом ухе и браслет из бисера на левом запястье доказывали, что это дитя господина. А седобородый Шигон с голыми дёснами (зубы-то, конечно, выбиты) был либо наёмный пастух, либо раб, перекупленный давным-давно у какого-нибудь хананея-работорговца. Тем более имя его опытному человеку говорило: это аморрей, сын «ночующих в шатрах». Однако, во всей видимости, Шигон давно уже не ночевал в шатре. На заходе солнца он пригонял отару к Бет-Лехему. Закрывал овец и плетёном загоне, который по очереди охраняли ночью стара им сыновья хозяина. А ночевал Шигон на соломенной подстилке и хлеву, сложенном из крупных камней, как и весь дом состоятельного юдея Ешше.
— Смотри внимательно, Добид. — Старый пастух положил увесистый камень в пращу. Прищурившись, словно углубив у глаз сетку морщин, измерил взглядом расстояние до мишени. Слегка покачал выпрямленной рукой и вдруг, внезапно крутанув от плеча, послал камень в молниеносном броске... Щёлк! — и камень отскочил от известняка, на котором осталась рубленая отметина.
— Ух, здорово! Где ты такому научился? Камень летит, как стрела из лука, даже быстрее... — Добид восхищённо смотрел на коричневую жилистую руку пастуха.
— Да также вот перенял у бывалых людей, — добродушно ухмыльнулся Шигон. — Пригодилось потом в разных стычках Целыми днями упражнялся, пока не добился своего. Ведь и камень для броска надо подобрать, чтобы достаточно тяжёл был, но не слишком. И лучше не круглый, а заострённый с краю. Всё надо учесть, если предстоит не простое дело.
— Таким броском можно и льву выбить глаз, когда он подойдёт к стаду...
— В льва камнями лучше не бросать. Почувствовав боль, леи рассвирепеет и тогда наверняка бросится. Льва нужно отгонять шумом. Кричи, размахивай руками, вопи, как безумный... Стучи в бубен... Лев начнёт морщить нос, хлестать себя хвостом от досады. Рыкнет раз-другой и, даже голодный, скорее всего уйдёт. Не потому, что испугался, а потому, что ему противно... Лев не выносит человечьего голоса и шума. — Шигон покачал головой и долгим взглядом заскользил по голубоватым волнам дальних холмов, вспоминая о каком-то давнем приключении, происшедшем в его жизни.