Царица амазонок
Шрифт:
Парис снова замолчал. Его взгляд скользил по шумному городу, останавливаясь то на влекомой волами телеге, то на группе веселых матросов… А потом Парис повернулся и снова ушел в комнату, чтобы взять свой дорожный мешок и достать из него сверток с золотой чашей. Он не стал разворачивать ткань, а просто осторожно положил ее на стол, после чего направился к кровати – это было огромное ложе, вознесенное на мраморном подиуме между четырьмя красными каменными колоннами – и бросился на нее, зарывшись лицом в подушки.
Когда Парис снова заговорил, его голос приглушала постель, но Мирина, устроившаяся рядом
– А потом, чтобы доставить удовольствие моим родителям, новые жрецы решили, что моя судьба будет не настолько мрачной, как утверждали их предшественники… Пока я не женюсь. Они твердили, что мой брак разгневает Сотрясателя Земли и он уничтожит меня. Но, как видишь, – Парис перевернулся на спину и раскинул руки, – я женат и пока что жив. – Поскольку Мирина ничего не ответила, Парис приподнялся на локте и дразняще потянул ее за прядь волос. – Иди ко мне, любимая супруга, посмейся вместе со мной. Замыслы богов могут быть загадочными, но действия человека вполне понятны.
Мирина, потрясенная всем услышанным, обняла мужа:
– Ты знаешь, что тебе не обязательно было жениться на мне. Я была бы счастлива, просто живя рядом с тобой…
– Лгунья! – Парис опрокинул Мирину на спину и прижал к кровати. – С того самого момента, когда я впервые назвал тебя царицей Мириной и возложил корону на твою голову, мы оба знали, что другого пути для нас нет. Я должен был обладать тобой… – Парис скользнул взглядом по ее телу и до сих пор не снятому платью. – Обладать полностью и до конца…
– Ты так говоришь, словно я твоя собственность, – возразила Мирина, отчасти чувствуя облегчение, что они ушли от зловещей темы, но в то же время задетая снисходительным тоном, которым Парис обращался к ней с самого момента их прибытия во дворец.
– А разве не так? – Парис улыбнулся, видя, как нахмурилась Мирина, и принялся гладить ее, как бы доказывая свои права. – Мне кажется, да.
– Позволь не согласиться. – Мирина просунула руку под тунику Париса и тут же нашла то, что искала. – При всей твоей заносчивости помни, что это женщина завладевает мужчиной, а не наоборот.
Ее прикосновение заставило Париса задохнуться от предчувствия наслаждения, и Мирина с победоносным видом села на него верхом.
– Теперь, когда я понимаю, как все это работает, – продолжила она, склоняясь над Парисом, – я могу поспорить, что на каждого бандита, который находит радость в том, чтобы размахивать кинжалом, найдется сотня мужей, для которых радость – выполнять капризы своей жены. – Мирина подвигалась на Парисе, дразня его, наслаждаясь его растущим нетерпением. – Нет, любовь моя. Да, любовь моя. Не сейчас, любовь моя. – Она заглянула в глаза Париса, чтобы убедиться, что он понимает, какова ее власть над ним. – Это мы владеем вами, мой господин. Так уж решила природа. Никогда этого не забывай.
Первая неделя пребывания Мирины в царском дворце была сплошной путаницей жаркого, почти эйфорического счастья, перемешанного со смущением и разочарованиями, которые заставляли ее – убийцу озерных чудовищ, спасительницу порабощенных сестер – тайком плакать к концу каждого дня.
Главной из ее тревог была Лилли. Представления Мирины
– Что?! – воскликнул он, когда она впервые осторожно заговорила на эту тему. – Ты хочешь, чтобы твоя невинная сестра спала в нашей комнате, где она будет слышать все то, что мы делаем? – Парис недоверчиво покачал головой. – Почему ты хочешь задушить наши наслаждения? Ты же понимаешь, что мы никогда не будем чувствовать себя свободно, если она окажется рядом.
Конечно, Мирина прекрасно понимала, что он имеет в виду, и не стала повторять свою просьбу. Но она не могла не думать о тех потерях, что маячили впереди. Вскоре Ипполита собиралась вернуться в Эфес, и, без сомнения, Кара, Анимона и Кайми отправятся с ней. А когда они уедут, Лилли придется остаться в спальне среди чужих людей, в незнакомом мире. И хотя Мирина любила свою сестру и даже представить себе не могла жизни без нее, случались моменты, когда она чувствовала, что Лилли была бы куда счастливее в Эфесе в окружении подруг.
Делу не помогало и то, что Парис, горя желанием продемонстрировать свою братскую любовь, предложил Лилли поучиться скакать на лошади самостоятельно. Видя, какой восторг вызвало его предложение – и не только у Лилли, но и у всех, кто заботился о девушке, – Мирина не нашла в себе сил отвергнуть его планы. И теперь каждый вечер после завершения дневных дел Парис являлся ко двору царицы, чтобы наскоро поцеловать Мирину в щеку и тут же увести Лилли ради целого часа тренировки.
Другим ударом по спокойствию Мирины оказалось всеобщее ожидание того, что теперь она во всем будет вести себя как царевна и перестанет быть охотницей. До того как они с Парисом прибыли в Трою, Мирине и в голову не приходило, что супруг захочет, чтобы она изменила свое привычное поведение, но как только они устроились в его комнате, он начал ее умолять – между восторженными поцелуями, – чтобы она забыла о своем оружии и носила только ту одежду, которую он для нее приготовил.
– Прошу, пойми, – говорил он после того, как показал, как застегивать золотые броши на новых нарядах Мирины, – я люблю твое воинственное сердце и не желаю, чтобы ты становилась другой. Но люди здесь слегка старомодны, и я не хочу, чтобы они надо мной смеялись…
– Ты хочешь сказать, слегка новомодны, – поправила его Мирина. – Разве не ты рассказывал мне, что в прежние дни, до того, как здесь обосновался Сотрясатель Земли…
– Тсс! – Парис нервно оглянулся, хотя они с Мириной были совершенно одни. – Нам просто нужно дать им время, чтобы они привыкли к переменам…
– Каким переменам? – Мирина с отвращением приподняла край тонкой ткани. – Ты посмотри на это бессмысленное одеяние! Оно уже порвано! Я точно так же могла бы ходить и голой!
Их спор, как нетрудно было догадаться, тут же закончился, но тема не была закрыта, во всяком случае для Мирины. Она ничуть не преувеличивала, когда в ночь их свадьбы говорила Парису, что не знает, что это такое – быть женщиной. И хотя Парис уже весьма успешно ознакомил ее с некоторыми сторонами женственности, он не подготовил ее к тому, что ей придется ходить, сидеть и говорить, как другие женщины, с трудом вынося скуку благопристойного женского бытия.