Царица амазонок
Шрифт:
– И не надо. – Парис опустился на колени, чтобы снова завернуть бутыль и кубок в ткань. – Я тебе не сказал… Уверен, этот вкус не отпускал многих невест в их первую брачную ночь… Как будто им и без того не хватает страхов.
Мирина уставилась на него во все глаза:
– Это… Это значит, что я теперь твоя жена?
Парис медленно поднялся и почтительно поцеловал Мирину. Потом взялся за края одеяла, в которое она продолжала кутаться, и мягко снял его с плеч девушки.
– Не совсем, – прошептал он, окидывая девушку взглядом с головы до ног. Затем подхватил ее на руки и, шагнув к кровати, добавил: –
Глава 30
Когда Мирина проснулась, комнату заливал солнечный свет. Моргая от яркого света, она огляделась в поисках его источника и обнаружила, что, пока она спала, кто-то открыл ставни. Рядом с ней лежал Парис, улыбнувшийся при виде ее смущения. От взгляда на Париса по телу Мирины промчалась молния наслаждения, оставившая за собой тлеющий след смущения при воспоминании о ночи и умчавшаяся на трепещущих крыльях.
Снова спрятавшись под мягкой шкурой, укрывавшей их обоих, Мирина прижалась лицом к шее Париса и почувствовала, как он посмеивается.
– А я думал, – сказал он, целуя ее в висок, – что мы уже избавились от этой твоей застенчивости. – Он провел ладонью по спине Мирины, привлекая девушку к себе. – Может, нам следует устроить на нее новую охоту? Она явно где-то еще прячется.
Мирина хихикнула, когда ощутила прикосновение его руки.
– Без сомнения, – промурлыкала она в ухо Парису, – ты успел удачно поохотиться этой ночью… Но позволь мне еще ненадолго сохранить свою скромность, чтобы я не стала чужой для самой себя.
– Отлично, – согласился Парис, ложась на нее сверху. – Сохраняй свою застенчивость, если уж так нужно, но только в том случае, если ты позволишь своему ненасытному мужу обладать всем остальным.
Позже, когда они оба снова спокойно лежали рядом, Мирина прижала руку к сердцу Париса и сказала:
– Подумать только, что мне пришлось уехать так далеко от всего, что я знала… И обнаружить, что мой дом всегда был здесь, всегда ждал меня.
Парис повернул голову, чтобы заглянуть ей в глаза:
– Расскажи мне о тех людях, которых ты знала прежде. О твоих родителях, семье…
Мирина натянула пушистое одеяло на них обоих.
– Их всех уже нет в живых. Моя сестренка Лилли… – Мирина на мгновение умолкла, охваченная внезапной грустью. – Она единственная, кто у меня остался.
Парис поцеловал ее в лоб, потом откинулся назад и уставился в потолок.
– Ты счастливица, – сказал он, и его голос стал ниже от ноши, которую видел только он сам. – Никто тебя не ждет, никто ничего от тебя не требует, не судит тебя. Ты свободна.
Желая рассеять внезапную мрачность Париса, Мирина под одеялом погладила его грудь:
– Уже нет.
– Но ты все равно свободна. – Он сжал ее руку, но был еще явно не готов продолжить их игры. – Этот дом… Ты и я… Это и есть свобода. Мы оба сами решили быть вместе, и мне хочется… – Он поднес руку Мирины к губам, нежно целуя. – Мне хочется, чтобы мы могли просто лежать здесь, как сейчас, до конца времен.
Они провели в домике среди холмов три ночи. Днем Мирина старалась как могла развлечь своих сестер, но, несмотря на их благожелательность и веселые замечания, ясно было, что все они – даже Лилли – начинают томиться этим горным уединением.
Когда
Но пока они скакали вдоль реки Скамандр, направляясь к высившимся впереди стенам Трои, Парис был так молчалив, что Мирина начала гадать, не скрывал ли он от нее чего-то пугающего, некую реальность, которая могла разрушить все ее надежды. Мирина и вообразить не могла, что бы это могло быть, разве что царь Трои и его супруга окажутся недовольны выбором своего сына… Но когда она пыталась заговорить на эту тему, Парис смеялся в ответ и заверял, что она тут совершенно ни при чем… А это могло означать лишь то, что проблема была в самом Парисе.
В конце концов Мирина выбросила из головы эти пустые размышления и просто наслаждалась красотой пейзажа вокруг себя. Скамандрийская равнина поразила ее своим богатством и плодородием сразу, как только Мирина ее увидела, а теперь нравилась ей все больше и больше. Потому что это был ее дом; все эти золотистые колосья пшеницы, качавшиеся на ветру, полные зерен, которые Мирина могла съесть, и эти колоссальные стены, возведенные на века, призванные защищать ее будущее. И будущее Лилли, если та решит остаться в Трое.
Когда они подскакали к городским воротам, Мирине пришлось закинуть голову вверх, чтобы охватить взглядом это чудо. Она никогда не видела таких высоких стен или дверей, сооруженных из гигантских деревянных досок. Ничто в городе богини Луны и в подметки не годилось этим сооружениям; даже Микены блекли в сравнении с ними.
Ворота были распахнуты настежь, пропуская непрерывный поток въезжающих в город и покидающих его земледельцев и торговцев; последние либо спешили к заливу, блестевшему вдали, либо возвращались в город с полными возами иноземных товаров. Здесь все как будто стремилось к своей цели. Мирина могла бы с удовольствием спешиться и провести весь день на скамейках рядом со стариками, просто наблюдая за течением жизни.
– В связи с нашим приездом, – сказал Парис, когда они уже пробирались сквозь суету улиц, – там может возникнуть некоторая… суматоха. Но прошу, доверься мне и ни о чем не тревожься. – Он улыбнулся Мирине, успокаивая ее. – Никто не сможет помешать нам быть вместе, и прежде чем ты успеешь опомниться, – он наклонился к Мирине и понизил голос, – я начну гоняться за тобой в кровати настолько огромной, что ты наконец-то получишь шанс удрать от моей похоти.
Однако Мирину не обмануло легкомыслие его тона. Краем глаза она видела, как напрягся его подбородок, а на лбу собрались морщины. Ей было больно видеть его страдания, и еще больнее оттого, что он не делился с ней своими опасениями и даже не намекал на их суть. Но в то же время… Мирина уже знала Париса достаточно хорошо, для того чтобы понять, что его молчание куда больше, чем все прочее, говорило о его любви к ней. И что бы ему ни предстояло вынести, он намеревался вынести это в одиночку. Так что возражать против его решения и доказывать, что этим он причиняет Мирине боль, было все равно что ранить его прямо в сердце.