Царица амазонок
Шрифт:
Переполненная восторгом, Мирина соскочила с коня и бросилась вперед… Но тут же неловко застыла у подножия холма.
– Твой господин все еще ждет меня? – громко спросила она, прикрывая глаза ладонью от солнца. – Или ты здесь для того, чтобы велеть нам вернуться домой?
Эней покачал головой и наклонился, чтобы поднять свой мешок.
– Если бы я ему сказал, что ты была здесь, но повернула обратно из-за меня, этот холм тут же получил бы новое имя – в честь моих растертых в порошок костей. – Эней спустился с холма по другому склону, туда, где его ждал конь, и вскоре появился перед Мириной уже верхом. – Поехали, –
Взгляд, которым обменялись Кайми и Ипполита, не ускользнул от внимания Мирины. Даже Анимона разочарованно нахмурилась. Ведь все они, как прекрасно знала Мирина, надеялись на достойное приветствие и прием в царском дворце, как к тому привыкли госпожа Отрера и ее дочери. И то, что их уводили куда-то в сторону, в какой-то домишко в глуши, показалось им весьма прискорбным.
Деревенское очарование места, к которому они в конце концов прибыли, ничуть не смягчило недовольства женщин. Дом Энея, устроившийся на поросшем деревьями склоне, оказался чем-то вроде группы скромных деревянных хижин… Среди которых самым солидным строением была конюшня.
– Это мой сын, – сообщил Эней, когда навстречу им выбежал мальчик, чтобы приветствовать гостей и помочь им расседлать лошадей. – А там, – показал он через грязноватый двор на самую маленькую из пристроек, – останавливается мой господин, когда приезжает сюда. – И только теперь, посмотрев на женщин, Эней, похоже, заметил их растерянность и огорченно нахмурил лоб. – Да, мы, в общем-то, далековато от города, но как раз потому Парису и нравится бывать здесь. Он всегда говорит, – Эней посмотрел на Мирину, явно надеясь на ее понимание и одобрение, – что здесь его настоящий дом.
Немного смягчившись при мысли, что они проведут ночь в уединении, женщины последовали за Энеем в его собственное жилище и были вознаграждены чудесным ароматом тушеного мяса.
– А это моя жена Креуса. – Эней улыбнулся молодой женщине, хлопотавшей возле медного котла, стоявшего на очаге. – Она не говорит на вашем языке, но все понимает и знает, что делать. Я вас оставлю с ней и вернусь попозже.
Обменявшись с женой несколькими словами и поцелуем, Эней вышел из дому. Мгновением позже Мирина услышала стук копыт по лесной дорожке, и ее охватило волнение при мысли, что Эней поспешил в Трою, чтобы сообщить Парису о ее прибытии.
Хозяйка же тем временем была озабочена тем, чтобы накормить гостей; после недолгого отсутствия Креуса вернулась – видимо, из кладовой, – принеся с собой сыр, хлеб и вино. И вскоре все сели за стол, уставленный едой и питьем, а Креуса снова куда-то умчалась.
– Похлебка неплохая, – одобрила Анимона, как только они остались одни. – Но вообще-то, сегодня мне все кажется вкусным.
– Вы мне только покажите подстилку помягче, – сказала Кайми, широко зевая, – и этот старый курятник сразу услышит мое довольное кудахтанье.
Некоторое время они ели молча. Даже Лилли держалась тише обычного, как будто знала что-то, но не решалась высказать вслух.
Потом вернулась Креуса, неся целую стопку шерстяных одеял. Видя, что с едой покончено, она жестом позвала женщин в другую комнату и показала на широченную кровать, в которую легко могли улечься все они разом. Но когда Мирина начала расшнуровывать свои сандалии, Креуса энергично
– В чем дело? – спросила Лилли, ужа забравшаяся в середину кровати.
– Не знаю, – ответила Мирина. – Похоже, она меня просит ей помочь.
– Ну и ладно. – Кайми снова зевнула, расшнуровывая кожаный пояс и позволяя ему упасть на пол. – Что бы там ни было, а ты справишься.
Мирина, предполагая, что Креуса хочет, чтобы она помогла ей управиться с огромным котлом, удивилась, когда женщина снова вышла наружу, жестом зовя ее за собой. Шагнув во двор, Мирина увидела, что солнце давно уже исчезло в океане, но влажная свежесть воздуха говорила о том, что ночь едва началась.
Ободряюще улыбаясь, Креуса повела Мирину к той хижине, о которой Эней сказал, что она принадлежит Парису, и широко распахнула дверь, чтобы впустить Мирину внутрь. Слегка ежась от неожиданно холодного горного воздуха, Мирина вошла в маленькую кухню и увидела, что в очаге уютно горит огонь. Эта комната не сияла роскошью – здесь и сидеть-то было практически не на чем, – зато перед очагом стояла большая деревянная лохань, наполненная водой.
С любопытством подойдя к лохани, Мирина наклонилась – и увидела собственное неровное отражение в воде между плывшими по поверхности лепестками цветов. Больше в лохани, похоже, ничего не было; и только когда Мирина оглянулась и увидела ободряющий жест Креусы, она поняла, что ей предлагают окунуться в воду… Что было совсем незаслуженной честью для женщины, которая не была ни верховной жрицей, ни святой сестрой.
Качая головой, Мирина попятилась… Но Креуса ее остановила. Она явно привыкла управляться с разными непослушными существами, так что без труда сама раздела Мирину, ловко расшнуровывая то одно, то другое, пока наконец снимать было уже нечего. И только тогда, смутившись, Мирина опустила ногу в воду… И обнаружила, что вода очень приятная и теплая.
Вода поднялась, когда Мирина села в лохани, и девушка с облегчением увидела, что ее нагота почти полностью скрыта, а лепестки нежно колышутся, прикасаясь к ее плечам. Откинувшись назад, Мирина невольно подумала о том, как кто-то умудрился соорудить такое хитроумное место для купания… И пока Креуса убирала в сторону ее одежду (морщась при этом), Мирина принялась ощупывать лохань изнутри и снаружи, пытаясь разгадать секрет.
Но Креуса с улыбкой взяла ее руки и снова погрузила их в воду. Потом, жестом велев Мирине отклонить голову назад, она взяла медный ковш и стала лить воду на волосы Мирины, чтобы как следует намочить их. А потом настала очередь мыла – липкой субстанции со сладким запахом, который не был похож ни на один из знакомых Мирине ароматов.
Мирина сидела неподвижно, закрыв глаза, чтобы в них не попала мыльная пена, и смущенно осознавала, что невероятно наслаждается купанием: теплой водой, тишиной комнаты, нежными руками, осторожно касавшимися ее головы и шеи… Может, дело было в том, что Креуса была незнакомкой… А может, дело было в самой Мирине, чьи мысли и чувства больше не сдерживал шакал… Если причиной было именно отсутствие браслета, Мирине следовало только порадоваться переменам. Потому что разве не ради них она покинула Эфес и приехала в Трою? Разве не провела она последний месяц в растущем нетерпении, чувствуя, что в жизни может быть так много счастья, так много наслаждений?..