Царица Несчастий. Часть 1
Шрифт:
Остановившись, женщина вздёрнула подол юбки, внимательно рассмотрев нанесённые пиявками ранения. Кровь из них ещё шла, но уже не так сильно — почти остановилась.
Тут вдруг со спины послышался крик, и оглянувшись они увидели, как девушка, что шла за нами, лежит на земле, а корзинка с едой валяется чуть в стороне, разбросав своё содержимое.
– Лизка, ну етить твою через колено, ну ты чего неуклюжа така!? — тётя Лами попыталась подойти к ней ближе, дабы помочь подняться, но вместо этого под её ногой вдруг земля провалилась (может нора кротовья?) и женщина тут же завалилась на бок, тяжело охнув от удара о землю.
А я всё также спокойно стояла на месте, глядя с недоумением на творившееся
(*верхний брус в дверном проёме)
«Словно моя неудача покинула меня и перекинулась на них…»
И так мне стало не по себе от этой мысли, что я аж вспотела! Это что-же, наши проклятья неудачи — моя и той девушки что утонула — сложились вместе и стали чем-то ещё более мерзопакостным?! Аурой неудачи? Я что, теперь несчастья вокруг себя распространяю?
И так мерзко и страшно мне стало на душе, что я аж попятилась назад, глядя как женщины встают на ноги.
«Не хочу… Не хочу! Я ведь так стану изгоем… Меня совесть с ума сведёт!»
И так я в свои переживания глубоко ушла, что очнулась только когда тётка Лами потрясла меня за плечи, погладила по лохматой грязной голове, а потом обняла.
– Ну не плачь, Бести, лапушка ты наша. Не плачь! Всё с нами хорошо, не переживай. Никуда я не денусь — я мамке твоей на смертном одре обещала о тебе заботиться. Пойдём, я тебе поесть принесла, — а я стояла и молчала. Стояла и плакала. Что же теперь со мной будет? И ведь я почему-то была уверена на все сто процентов, что догадка об ауре несчастий верна. Сто процентов верна!
– Идём золотко, идём. Я тебя рыбным пирогом покормлю — Марик сегодня на рыбалку ходил! Ух и наловил пескариков сколько! И когда только, шельмец, успевает? И ведь даже воды натаскал, не отлынивал.
Дав себя увлечь в покосившийся дом, принадлежавший явно ещё матери утопшей хозяйки моего нового тела, я решила на время смириться с судьбой, и понаблюдать. Может я всё-таки ошибаюсь? Ну пожалуйста…!
Глава 2
И вот, уже минуло два дня с того момента как я впервые вдохнула воздух этого мира. Казалось бы, всего каких-то два дня, однако впечатлений от них у меня море. Если же попытаться вспомнить что меня так зацепило за это время, то лучше начать объяснения с самого начала.
Сперва я получила нагоняй от тёти Лами, сразу как та пришла в себя после произошедшего. И за что! За пощёчины? Как бы не так! За то, что взяла в руки ту треклятую дощечку с рунами. Оказалось, их местный Ведун, по-местному знающий или ведающий (в голове моей всплывало сразу несколько слов при его упоминании), запретил давать мне что-либо, наделённое знанием. Да, именно знанием. Не силой, не энергией — артефакты здесь считались живыми проявлениями знаний, пусть и были всегда рукотворными. Почему такое странное переплетение понятий уживались вместе я не могла понять довольно долго, пока наконец не выспросила осторожно об этой теме поподробнее. Десяток наводящих вопросов на косвенные темы дались мне на первый взгляд просто, и надеюсь незаметно. Но так или иначе информацию я получила, и вот что поняла в итоге.
В деревне, почти в любой в этом регионе, всегда есть кто-то из старших, кто владеет знаниями. Такой человек вроде местного знахаря, мудреца или колдуна решает споры, лечит людей, мастерит рунные артефакты (решила для себя так их называть, а не то совсем могла запутаться), и заодно учит одного-двух учеников из наиболее надёжных семей. В чём суть ценза на обучение? А в преданности местному правителю, разумеется. Власть здесь, как я догадалась (и надеюсь правильно), удерживают путём установления монополии на знания и критически важную информацию. А потому передавать знания кому-либо можно только с разрешения лорда земель! Что будет за ослушание спросить не осмелилась, но и так понятно, что ничего хорошего.
И вот такой Ведун, имя которого Мироха (тот самый что пиявок ножом срезал с местных жителей и прижигал ранки), и в'oзрасту который был уже весьма почтенного, запретил всем в деревне давать мне какие-либо «инструменты сакральных знаний». Почему? Зачем? Чего опасается? Тётя не знала, а я не осмелилась углубляться в расспросы. Но по намёкам из контекста в прозвучавших ответах сделала предположение, что причина не в проклятье. Точнее не только в нём, а в первую очередь в моём происхождении. Вроде как отец мой (хозяйки моего нынешнего тела) был особенным, и таким как он давать в руки вещи, наделённые знаниями, нельзя. И ведь отец девочки, тело которой я заняла, и правда был пришлым, не отсюда и даже не из местного народа, что и объясняло странный цвет моих глаз. Тётя Лами и её дочь, к примеру, имели цвет глаз весьма обычный для местных — серо-зелёный. Зато телосложением девочка пошла в мать, чем и объясняется весьма значительная округлость фигуры уже в шестнадцать. Вообще быстро местные девки взрослеют — в четырнадцать их уже обычно замуж выдают. Ну или отправляют лорду земель в качестве налога, и такое тут оказывается есть. Не на убой конечно, нет. В услужение — считай работать подстилкой дворовой, ну и работу делать какую-нибудь. Так себе судьба на мой взгляд, но местные девочки за почётное право уехать поближе к цивилизации чуть не на кулаках обычно дрались. И ничуть их не волновало, что придётся спать с тем, с кем скажут — ведь и тут, и там будут драть немилосердно. Так что уж лучше на льняных простынях, в чистоте да в сытости это будет происходить, чем в бесконечной работе на земле, да среди дерьма домашней скотины.
Не мои рассуждения — тёти Лами. Но кто я такая чтоб сомневаться в её правоте? Я ведь здесь и года не прожила ещё. А летнее время считай пока словно сказка — ни голода нет в деревнях, ни серьёзных болезней. И лес родит всякие блага, и рыба исправно ловится, и птица кое-какая водится в лугах — умереть с голоду сложно. К слову, очень тётя переживала за народившихся нынче деток: многие ли погибнут зимой? Жуткая ситуация: задаваться не вопросом «все ли выживут?», а вопросом «много ли умрёт?». Похоже варианта без жертв здесь и не бывало ни разу…
Но я отвлеклась опять. Так вот, вспомнив о запрете деда Мирохи, и поняв, что она его грубо нарушила с перепугу, тётя не на шутку разозлилась как на меня, так и на саму себя. Но досталось в первую очередь конечно мне. Не буду говорить, как меня ругали, но было неприятно, хотя и терпимо. Однако я на неё всё равно не сержусь — перепугалась всё-таки тётка! Да и во время разноса я умудрилась узнать много мелких нюансов местной жизни, что тоже в плюс.
Хотя всё это произошло уже после того как меня накормили, да печь растопили, и я наконец увидела, как при такой конструкции борются с дымом. Оказалось, почти никак! Пока дрова горели, нагревая камни, обмазанные глиной, мы находились на улице, попросту рассевшись на солнышке, а дым в это время чрез окно и открытую дверь выходил наружу. Когда же остались одни угли в топке, двери и окно затворили наглухо, открыв под потолком вьюжку*, заткнутую деревяшкой, обмотанной тряпкой, а свет в доме нам снова создавала тонкая лучина. Этакая система вентиляции и обогрева времён тринадцатого века, ну хоть помогает не угореть по неосторожности, и то хорошо.