Царская экспертиза
Шрифт:
Она говорила нараспев, слегка запрокидывая назад голову, и смотрела на Алексея снизу вверх. Когда она подала Шумилову для поцелуя белую сдобную руку, накинутая на плечи ажурная шаль скользнула вниз, открыв взору гостя полупрозрачный пеньюар тонкого розового шелка. На шее с правой стороны цепочкой протянулись три темные родинки.
— Пойдёмте в кабинет, — предложила Максименко, возвращая шаль на место, не очень, впрочем, поспешно. Шумилов вполне успел рассмотреть телесное богатство купеческий вдовушки; на то, видимо, и делался расчёт.
В кабинете она села в старое кресло у стола и игриво скомандовала:
— Берите
Она позвонила в колокольчик, явившейся горничной приказала принести сока и фруктов. Откинувшись в кресле и закинув нога за ногу, Александра Егоровна испытывающе рассматривала Шумилова. Домашняя туфля с загнутым на турецкий манер острым носом покачивалась на босой ноге. Длинные русые волосы были небрежно заплетены в рыхлую косу. Откуда — то появился здоровый белый котище — перс, он нагло взгромоздился на колени хозяйке и, блаженно жмурясь от ласкового поглаживания за ухом, заурчал точно трансформатор. По причине раннего, по понятиям её круга, утра, Александра Егоровна была одета и причёсана по — домашнему, без церемоний, с долей небрежности, впрочем, нисколько не портившей её. Молодость и свежесть всегда привлекательны, даже в такие «непарадные», непредназначенные для постороннего глаза минуты.
— Я должен извиниться за долгое отсутствие, — проговорил Шумилов. — Дела потребовали моего срочного отъезда в Петербург. Кстати, там я занимался в том числе и вашим делом.
— В самом деле? Как это интересно… У нас здесь такая тоска, — отозвалась Максименко. — Как там Петербург, вы наблюдали что — либо интересное?
Шумилов озадаченно задумался. Он не знал как ответить на последний вопрос, а кроме того, его смутило то обстоятельство, что Александра Егоровна не проявила ни малейшего любопытства относительно результатов его поездки.
— В Петербурге сыро, на редкость холодно и скучно. Даром что середина июля. Студенты — на каникулах, чиновники — на дачах, Гвардия — на маневрах. Решительно не знаю, что можно рассказать, дабы вас развлечь.
Неслышно вошедшая с подносом горничная принесла графин сока, судя по цвету апельсинового, и большое блюдо с фруктами: ананасом, апельсинами, яблоками, веткой чёрного винограда.
— Попробуйте нашего свежежатого сока. Мы его сами давим из померанцев и добавляем лимон. Очень вкусно! — предложила Максименко. — Заодно и мне налейте.
Она внимательно смотрела Шумилова, и во взгляде её читалось лукавство, кокетство и Бог знает, что ещё. Была в этом взгляде откровенность молодой самки, интригующая и возбуждающая одновременно. Алексей слегка опешил и, понимая, что слова собеседницы в данном случае живут какой — то своей, абстрактной жизнью, ничего не имеющей общего с тем, что на самом деле она думает и хочет сказать, включился в эту игру. Словно бы не замечая провоцирующей похотливости взгляда, обнажившихся до самых плеч рук Александры Егоровны, Шумилов принялся деловито рассказывать о Петербурге, о своём кратком путешествии, о результатах посещения «Общества поземельного кредита».
— Я составил выборку из вариантов, которые могли бы представить интерес для вас. — Алексей Иванович извлёк из внутреннего кармана записную книжку. — Давайте, я вам продиктую, а потом мы с вами их обсудим.
— А может, вы мне сами всё напишите? — спросила Максименко.
В планы Шумилова
— Уж извините меня, Александра Егоровна, — как можно мягче ответил Шумилов. — Но сие никак не возможно. Во время переговоров каждая из сторон свои деловые записи ведёт сама.
— В самом деле? Ну, давайте я запишу, — согласилась Максименко; опустив кота на пол, она извлекла из письменного стола лист бумаги и приготовилась писать. — Вы начинайте с самого крупного поместья.
Под диктовку Шумилова она принялась покрывать лист крупными нечитаемыми каракулями, высовывая при этом язык и старательно сопя. Эпистолярные потуги купчихи — миллионщицы повергли Шумилова в состояние, близкое к шоку; он не мог поверить своим глазам. «Господи, да тут не то что женской гимназии, тут и двух классов образования нет," — потрясённо подумал Алексей Иванович. — «И она ещё что — то там лепетала о германских университетах и чтении Сенеки по — латыни.» В течение четверти часа Александра Егоровна усеяла лист буквами — уродцами и многочисленными кляксами; видимо, устав писать, она спрятала язык, закрыла рот и махнула рукой:
— Ну, пожалуй, шести этих вариантов хватит. Дальше, я вижу, уже мелочь идёт.
Развлекаясь, она принялась пририсовывать кляксам ножки, усики и крылья, отчего лист оказался вскоре усеян отвратительного вида тараканами, клещами и божьими коровками. Занятие это необыкновенно позабавило купчиху, и она с искренним удовольствием предалась забаве. Шумилов старался не выказать своего чрезвычайного удивления увиденным, но в глубине души был сражён зрелищем взрослой женщины, развлекающейся точно шестилетний ребёнок. В конце — концов, Александра Егоровна, видимо, всё же поняла неуместность своего развлечения; с видимой неохотой она отложила изрисованный насекомыми листок и позвала кота:
— Ну — ка, Пират, иди ко мне, иди к мамочке, шельмец.
Шумилов принялся было рассказывать Александре Егоровне о достоинствах и недостатках тех шести самых крупных поместий, что она выписала на лист, но быстро понял, что женщина его почти не слушает. Максименко рассеянно и невпопад кивала: «Ага… угу… да — да», но было видно, что мысли её где — то далеко. Это невнимание также поразило Алексея Ивановича, он — то считал, что сделки на четыреста — пятьсот тысяч рублей должны представлять интерес для покупателя.
Шумилов наколол широкой фруктовой вилкой ломтик ананаса и принялся его жевать; Александра Егоровна немедля оживилась и подалась всем телом к столу:
— А мне дайте винограда. Сама же не могу — видите, руки заняты, — со смехом произнесла она весьма игривым тоном, указывая на кошку.
Предполагалось, очевидно, что Шумилов должен накормить её виноградом с руки. Он несколько смутился такой смелой просьбе, но виду не подал. «Барышня явно берёт быка за рога», — подумалось Алексею. — «Но уж как — то совсем брутально она меня соблазняет, фантазии ни на грош.» Однако отказаться было совсем неловко. Шумилов взял ветвь винограда за хвостик, намереваясь поднести её ко рту Максименко, как неожиданно из — за полуоткрытой двери кабинета донёсся молодой звонкий голос с мягким немецким акцентом: