Царская невеста
Шрифт:
Пришлось специально съездить в Нижний Новгород. Там я, стоя на возведенной из красного кирпича стене Кремля, мысленно продолжил эту линию, идущую к реке, но не от центральной Дмитриевской башни, а чуть дальше, от Пороховой до угловой Юрьевской [73] , определив для себя ориентиры на той стороне Волги. Затем, отмерив от берега ровно две тысячи шагов – кто знает, насколько сильно изменится русло за четыре с лишним столетия, – выкопал яму, куда и заложил свой клад – почти пять фунтов золотых монет.
73
Ныне она носит название Георгиевская.
Разумеется, я специально отобрал те, что потяжелее и более редкие, которые у меня были всего в нескольких экземплярах, а то и вовсе в одном-единственном. Например, с единорогом, где на обороте изображены крест и звезда. К ним же я ссыпал все старые, изрядно стертые, где профили изображенных еле-еле угадывались, а уж текст, что был на них когда-то, не разобрать и с лупой. Даже буквы непонятны – то ли латынь, то ли еще что-то.
Но больше всего у меня оказалось английских монет. То ли у них лучше всех налажена чеканка, то ли потому, что расплачивался со мной англичанин. Они были разными, правда, в одном сходились почти все – чуть ли не на каждой была изображена роза, ну и, разумеется, король – куда ж без монарха. В основном это были мужики, хотя попалась и парочка увесистых монет с бюстом королевы. Правда, на мой взгляд, красавица мало походила на Елизавету [74] . Английские чеканщики явно польстили своей «пошлой девице» [75] .
74
И не могла походить, потому что это риал – золотая монета, чеканившаяся при шотландской королеве Марии Стюарт (1542–1587), и изображена на ней, разумеется, сама королева Мария.
75
Здесь в смысле: старая дева. Так на Руси именовали и английскую королеву.
Вообще-то описывать их можно очень долго – видно, господам с Туманного Альбиона нечем было заняться, вот они и усердствовали над новшествами в чеканке. А когда придумать что-то новенькое не получалось, то меняли текст. Это я к тому, что мне попалось штук пять идентичных по изображению, но с разными надписями. Но я заканчиваю – в конце концов, у меня не сборник по нумизматическим диковинам шестнадцатого века.
Туда же, в яму, я заложил еще и сотню серебряных – знай мою доброту. По тяжести они даже превышали золотую полутысячу.
Отбирал на свой вкус – откуда мне знать, какая из них в двадцать первом веке станет дорогим раритетом. Вот понравилась мне пальма с короной, с карабкающейся по стволу черепахой и загадочной надписью на ленте – туда ее. Или еще одна – с чертополохом под короной, а на обороте Андреевский крест с двумя лилиями. Крохотная совсем – по весу не больше трех копеек, зато красивая. В это число вошло и старье из совсем древних монет – то ли античных, то ли еще старше.
Вторая золотая полутысяча была мною изначально запланирована для тестя. Что-то вроде спонсорской помощи. Не то чтобы я совсем и окончательно простил Андрею Тимофеевичу его пакости, уж слишком много их было, но свадьба – дело общее, и тут не до старых обид. Стол должен быть накрыт как надо, чтобы хватило на всю округу. Пусть гулеванят. Эту полутысячу я намеревался прихватить с собой.
Остаток золотых кругляшков – двадцать семь штук – я по старой памяти зашил в полы одежды как резерв.
Для серебра я нашел в одной из подклетей своего терема пару надежных тайников, завалив их всякой всячиной. В каждом лежало по два пуда серебром. Что-то вроде черного дня, который неизвестно когда может наступить. Времена лихие, соседи неспокойные, подальше положишь – поближе возьмешь.
Ну а еще пуд с лишним – кстати, не так уж много, если на счет, всего около двухсот пятидесяти рублей – я решил тоже захватить в дорогу.
На остатки – такой же пуд – предстояло приодеться, включая зимний вариант, то есть приобрести не только нарядные кафтаны с зипунами и ферязью, но и теплую шубу. Кроме того, пока возился с выбором тканей, пока ждал, когда портные управятся с пошивом, успел сделать все запланированное – прикупил бумаги и прочее для детей, изрядно пополнил амбары зерном, наказав Митрофану, чтоб в случае моей непредвиденной задержки, если она затянется на всю зиму, не скупился и выдавал тем, кто начнет голодать.
А часы времени продолжали безостановочно тикать. Словом, мой выезд состоялся уже в середине сентября.
Погода и впрямь баловала на протяжении всей поездки, но, когда подъезжали к Твери, небо под вечер уже затягивало. Пелена облаков, пока еще белых и пушистых, словно предупреждала, чтобы мы поторопились. Правда, дождей еще не было – даже удивительно. Так, раза три накрапывало, но обошлось.
Остаток пути я благородно восседал на лихом вороном. Покупать не пришлось – восемь моих ратных холопов шли посуху, напрямки, и каждый вел в поводу еще двух заводных. На условленном месте – городская пристань в Торжке – они оказались даже чуть раньше тех, кто приплыл вместе со мной.
Первое, что мне не понравилось, когда мы прибыли в поместье, – это тишина. Она ведь разная. Когда плыли по Волге, на берегах тоже было достаточно тихо. Да и леса поражали своей тишиной, хотя, когда выезжали, до дня Ерофея было еще далеко и он не успел настучать лешему по лбу [76] . Но на волжских берегах она воспринималась как обычная, а в лесах и вовсе торжественно-величавой, где каждое дерево в своем ярком наряде из желтых, красных и коричневых листьев выступало будто с королевским венцом. Тут же…
76
День священномученика Ерофея отмечался 4 октября. По народным поверьям, он стучит по лбу разбушевавшегося лешего кулаком, и тот, утихомиренный, засыпает до дня Василия Парийского (12 апреля).
Все выяснилось быстро – уехали хозяева. И старый князь, и Маша, и даже Светозара. В тереме оставалось изрядно людей, меня, как частого гостя, почти все знали в лицо, включая дворского, поэтому рассказывали охотно, да и нечего им было таить. Наоборот, каждый лишь радовался, поскольку бог ниспослал юной княжне великое счастье стать супругой царя Иоанна Васильевича.
Поначалу я, хотя и расстроился, но не так чтобы очень. Конечно, не очень приятно сознавать, что на пути к долгожданной цели у тебя возникло очередное препятствие в виде смотрин, на которые укатил Андрей Тимофеевич, пытаясь использовать свой последний шанс – на следующий всероссийский «конкурс красоты» Маша не проходила по возрасту. Ну и ладно. Переживем. Выберет-то царь все равно не княжну Долгорукую, а Анну Васильчикову, так что предаваться горю нужды не было. По старой привычке находить хорошее в любом плохом я и тут откопал существенный плюс. Когда князь вернется, опечаленный и удрученный, то, несомненно, будет гораздо сговорчивее.
Я даже не стал торопиться со своим отъездом обратно. Во-первых, можно разминуться в пути – неизвестно какой маршрут для возвращения изберет Андрей Тимофеевич, а во-вторых, тело, истомленное двухдневной скачкой, пускай и неторопливой, настоятельно требовало отдыха, который я себе и устроил.
Кроме того, выехали они давно, накануне Рождества богородицы. Лишь потом я вспомнил про странное недоброе предчувствие, охватившее меня в моем поместье, и сопоставил этот день с датой их выезда из Бирючей. Они, как оказалось, совпали.