Царское дело
Шрифт:
— Да-а-а! — сказал князь, глядя вверх по сторонам. — Грехи наши тяж…
И замолчал и посмотрел на Маркела. После усмехнулся и прибавил:
— Но, чую, что это еще не все. А что было дальше?
— А как только Бельский вышел, Савва тогда сразу в печь и достал оттуда цесаря. Вот он!
И Маркел подал князю цесаря. Князь взял его, долго рассматривал, вертел и так и сяк, а после спросил:
— А где же его шапка?
— Отгорела, — ответил Маркел. — Но есть мастер Жонкин. Это он цесаря точил. Токарь с английского подворья. Надо к нему сходить и выведать, может, даже очень строго, не вделывал ли он ему в шапку какого секрета.
— Это да! — сказал, подумав, князь. — Это ты верно придумал… А Бельский как забегал, пес! Ага, ага! — И князь хищно заулыбался. Потом, все продолжая улыбаться, прибавил: — Ну, так и сходил бы к тому Жонкину.
— Кто же меня туда впустит? Подворье же!
— И это тоже верно, — сказал князь. — Но ладно! Это тебе Ададуров подскажет. Он там много раз бывал, он там всех знает.
— Станет мне Ададуров подсказывать…
— Станет, если я ему велю.
— А, ну тогда другое дело.
— Вот так, — сказал князь, улыбаясь. Потом вдруг спросил: — А ты хоть ел сегодня? А ночью хоть спал?
Маркел молчал.
— Тогда сходи пока домой, перекуси, приляг, — сказал князь мягким, добрым голосом, — а мы Ададурова к тебе пришлем. — Тут он вернул шахмату Маркелу и прибавил: — Ступай! Бог в помощь.
Маркел поклонился и вышел. И уже в сенях подумал: а могли бы и здесь покормить, вон какой дух стоит, да от вас разве дождешься?
38
Сойдя с крыльца, Маркел повернул налево, обогнул хоромы и вышел на задний князя Семена двор. Там он еще раз повернул, подошел к поварне и велел позвать Герасима. Вышел Герасим, княжий повар, и Маркел сказал, чтобы к нему, то есть к дяде Трофиму, принесли чего-нибудь поесть.
— Сегодня постный день, — сказал Герасим.
— Неси постного, — сказал Маркел. Спохватился и прибавил: — И сластей.
— Сластей — это к Демьянихе, — сказал Герасим.
— Вот у нее и возьмешь, — сказал Маркел. — Некогда мне к ней ходить! Меня боярин ждет.
— Ладно, — сказал Герасим, усмехаясь. — А каких сластей?
— Каких, каких! — рассердился Маркел. — Ну, калачей слащеных. Ну, кваса медового.
И еще сильнее покраснел, подумав, что ему только к Демьянихе и не хватало. Особенно сейчас, ага! А Герасим, еще пуще усмехаясь, сказал, что все будет исполнено, пускай Маркел не сомневается. Маркел развернулся и пошел к себе. Там он поднялся на помост и, проходя мимо Параскиной двери, остановился и прислушался, но ничего не услышал. Тогда он прошел дальше.
У него, то есть, конечно, у дяди Трофима было пусто и не топлено. Маркел походил туда-сюда, сел возле печи и сердито подумал: вот же привяжется, царя убили, чего только вокруг не случилось, а ему все Параска да Параска. Правильно мать говорила: не езди, сынок, в Москву, окрутят тебя там…
И это тоже ни на миг покоя не дает! Маркел встал, взял кресало, высек огонь, зажег плошку. Стало светлей и веселей.
Раскрылась дверь, и баба принесла еды. Сразу за ней вошла вторая баба и принесла сластей — слащеных калачей, как и велел Маркел, и медового квасу. Маркел подождал, пока они это разложат и расставят, а после еще подождал, пока они уйдут, и только уже тогда подошел к столу, выбрал самый румяный калач, спрятал его за спину, вышел на помост и свободной рукой постучался к Параске.
Почти сразу же открылась дверь и вышла Нюська.
— А мамка где? — спросил Маркел.
— Зачем она тебе? — ответила Нюська.
— Так просто, — сказал Маркел. И поспешно прибавил: — А это тебе!
И подал ей калач.
— Мне от чужих ничего брать не велено, — строго сказала Нюська.
— Какой я чужой? — сказал Маркел. — Я свой! На одном крыльце живем.
Нюська нехотя взяла калач. Сказала:
— Ладно. Скажу, что ты мне грозил.
Сказав это, Нюська надкусила калач.
— Ну, как? — спросил Маркел.
— Так себе, — ответила Нюська. Ела она без особой охоты. Потом еще прибавила: — Меня утром царица угощала. Вот то были калачи так калачи.
— А ты что, царицу видела? — спросил Маркел.
— А что здесь такого? — ответила Нюська. — Я ее почитай каждый день вижу. Мамка же там служит при боярыне, при этой змее Телятевской, а Телятевская у государыни в ближних. Там, считай что, и живет.
— А у меня квас есть, — сказал Маркел. — Медовый. Пойдем, квасу налью. Или ты меня боишься?
— Может, и боюсь, — сказала Нюська. — А квасу выпью.
Они вошли к Маркелу. Нюська сама села, где ей нравилось. Маркел налил ей квасу и подал миску с калачами. А после сел сам, пододвинул к себе пустых щей, взял хлеба и начал есть. Сперва они оба ели молча, а после Маркел спросил:
— Так мамка еще в тереме?
— Ага, — ответила Нюська. — У царицы. И придет нескоро. — Помолчала и прибавила: — Много у них там суеты сегодня. День же какой! Царя хотели хоронить, да не заладилось. Еще не решили, кого после него царем кричать: нашего или того, не нашего.
— Не нашего — это Феодора? — спросил Маркел.
— Феодора, — кивнула Нюська. — А наш — это Димитрий. Совсем еще младенчик. А какой он веселый! Ласковый. Ты бы только его видел. Ангелочек! А их Феодор — фу! Волосатый, вот тут бородавка, глазки красные. Ох, как царица убивалась! Только Богдан Яковлевич ее и успокоил.
— Какой еще Богдан Яковлевич?
— Как какой? Бельский, конечно. Государев оружничий, боярин. Пришел к царице и сказал: «Не плачь, голубушка, мы этих стервецов проучим, они еще будут у нас в ногах ползать! А Федьку пострижем и в монастырь. Дай только время!»