Царское дело
Шрифт:
— Нет! — тут же сказал Шкандыбин. — Зачем завтра? Я же привез сегодня.
— Ладно! — сказал князь сердито. — На, держи! — И, распахнув шубу, сорвал с кафтана здоровенную, в золотой оправе зеленую (изумрудную) пуговицу и сунул ее Шкандыбину.
Шкандыбин схватил пуговицу, повернул ее и так и сяк и, выпятив губу, сказал:
— Да в ней и десяти рублей не будет…
— Га! — гневно вскричал князь. — Да если ты кому скажешь, что это моя пуговица, так тебе и все тридцать дадут!
Шкандыбин еще постоял, покривился, а после сунул пуговицу
— Э, нет, нет! — быстро сказал князь. — Мне здесь этого добра не надо. Это с собой забирайте. За те двадцать пять рублей, которые я вам недодал. Забирайте, я кому сказал! Пока вас взашей не выгнали! И пока вас не стали спрашивать, где вы его подобрали и кто его жизни лишил. А я это еще спрошу!
Шкандыбин гневно пожевал губами, но смолчал и только махнул Власу рукой. Влас взял лошадь за гуж, развернул сани, и они медленно пошли со двора.
Когда они дошли уже почти до самых ворот, князь тихо, но очень сердито сказал, обращаясь к Маркелу:
— А теперь пойдем ко мне, и я с тобой поговорю, скотина. Меня без двадцати пяти рублей оставил!
37
Князь, а за ним Маркел вошли вначале в сени, а дальше мимо сторожей с серебряными бердышами в ту же самую горницу, в которой Маркел уже был и которая, как он вскоре узнал, называлась Ответная. Там князь сел на ту же, покрытую тем же ковром лавку, снял выходную шапку и вместо нее надел домашнюю, легкую.
— Упарился с тобой! — сказал он при этом. — Такие деньги псу под хвост!
Маркел молчал. Князь посмотрел на стол, наверное, искал орехи, но стол был пуст, и князь, пожевав губами, опять заговорил, обращаясь к Маркелу:
— Разгневал ты меня сегодня. Нехорошо было так делать. Надо же предупреждать! А то я сплю, вдруг меня будят и говорят: злодея привезли, убитого, пятьдесят рублей за него просят. Знаешь, что я тогда подумал?
Маркел стал смотреть в пол.
— Вот, правильно! Теперь молчи! — сердито сказал князь. — Раньше надо было говорить! — Но, так как Маркел опять не отозвался, князь уже простым, без всякой злости голосом спросил: — Где ты со Шкандыбиным стакнулся?
— Да вот, — ответил, тяжело вздохнув, Маркел, — от тебя, князь, вчера вышел, дай, думаю, схожу под Бельских, гляну к ним через забор, может, чего и высмотрю. Глянул, а там этот убивец. Со Шкандыбиным. Стоят и лясы точат.
— И ты сразу за нож? — сказал князь. — И через тын! — Маркел согласно кивнул. — А там они тебе по голове. И в клеть. И пытать. И ты понес чего ни попадя. Так?
— Так, — сказал Маркел.
— И ничего умнее не придумал, как пообещать от меня денег.
Маркел тяжко вздохнул и сказал:
— Да кто же мог подумать, что они своего же зарежут?
— А чего было не резать? — сказал князь. — Зарезал — концы в воду. А к нам привез, так еще и продал, на двадцать пять рублей разбогател. А как мне теперь ходить? — И князь указал на то место, где у него раньше была пуговица.
— Это
— Как? — недовольно спросил князь.
— А пойти к ним и сказать, что мы заводим на них дело. Что они человека зарезали и похвалялись этим, возили в санях и вымогали за него.
— А я почему им деньги дал? — спросил князь.
— Ну… — только и сказал Маркел.
— Потому что я с ними в стачке? — продолжал уже опять сердито князь. — А если я скажу, что это Шкандыбин убил, знаешь, что они мне на это ответят? Что никто его не убивал, а они его под забором нашли и сразу его узнали, потому что ты им еще раньше про него рассказывал и сулил большие деньги. Вот они на них и покусились и повезли его к тебе, а ты стал отпираться, зубы скалить. Значит, скажут, это ты его убил! И дальше скажут: надо заводить на тебя дело. И что я им в ответ скажу? А ничего! Потому что… А! — только и сказал князь и махнул рукой. После снял шапочку, повертел ею перед собой, после опять надел. Маркел молчал. — Вот так-то, сокол мой, — сердито сказал князь. — Москва, это тебе не Рославль, тут люди зубастые. Так что и ты зубы расти, пока не поздно. А какие зубы уже выросли, те береги, смотри, чтобы не выбили.
Маркел тяжко и уже в который раз вздохнул. Князь усмехнулся, сказал:
— Ладно, чего это я… Я в твои годы тоже был простым, как пень, только потом пошел в рост. Но про это в другой раз. А теперь вот что. День и ночь тебя здесь не было. Что ты за это время сделал? Узнал, куда Трофим ходил?
— Узнал.
— Ого! — обрадовался князь. — Ну, и куда?
— К ведьме одной. В Белый город.
— И ты был там? Или ты про это только слышал?
— Был.
— И что видел?
— Что зарезали ту ведьму. Лежала она вся в крови, и возле нее нож валялся.
— И больше никого там не было?
— Была одна карлица. Пьяная.
— И что та карлица?
— Убить меня хотела.
— Но, вижу, не убила. А что еще? Говорила она что-нибудь?
— Говорила. Что дядя Трофим к ним приходил, и эта ведьма ему нагадала, что тот человек, который вдруг помер и про которого мы знать хотим, помер от деревянной шапки.
— Как это деревянной?
— Шахматной.
— Шахматной? — еще сильнее удивился князь. — Кто тебе это сказал?
— Родька Биркин.
— Родька-игруля, знаю… Царев шут! И что, он, что ли, и убил?
— Нет. А он только сказал, что, как только царь взялся за шахмату, за белого цесаря, так сразу и помер. И что этот цесарь, может, заколдованный, и от него и смерть.
— А кто его заколдовал?
— Пока не знаю.
— А где сам цесарь?
— А он, когда царь упал, под лавку закатился.
— А из-под лавки?
— Его Савва вымел.
— Савва, что ли, Хренов?
— Может, и Хренов, я не знаю. Но вымел он. А Бельский, как только это увидел, сразу стал орать: «Сожги его, сожги, может, на нем порча!» И Савва бросил цесаря в огонь, в печь в царской комнате. И закрыл заслонку.